Guitars Magazine

Часто говорят, что талант наделяет людей решительностью и является основой для самореализации. шестьдесят лет истории рока хорошо иллюстрируют этот простой трюизм, но что более интересно, хотя и не так часто замечается (возможно, потому что такие примеры встречаются реже) – это то, что выдающийся талант дарит не только уверенность в себе, но и, в конечном итоге, свободу.

Свободу принимать собственные творческие решения, свободу следовать своему сердцу, свободу не принимать в расчет различия между жанрами, не думать о необходимости служить четко обозначенной аудитории и не обращать внимания на ожидания противостоящих лагерей.

Более того, исключительный талант часто дает свободу и силы для того, чтобы двигаться в тех направлениях, на исследование которых у большинства не находится ни смелости, ни желания. И это как раз те преимущества, которыми Марти Фридман – виртуозный гитарист и великолепный композитор – сейчас с наслаждением пользуется, продолжая изучать границы между вещами возвышенными и вещами банальными, смешивая и то, и другое поразительно неожиданными способами, при этом получая огромное удовольствие от своей творческой независимости.

Девять лет спустя после ухода из Megadeth, группы, которая принесла Фридману всемирную славу, он сейчас занят больше, чем когда-либо: пишет новую музыку, пересматривает старые идеи, находит новые музыкальные пути, изобретает новые творческие подходы, и тем не менее посреди всего этого находит время для интервью.

Изменения, произошедшие с Фридманом за эти девять лет, как выяснилось в ходе нашей беседы, оказались более глубокими, чем кто- либо мог изначально предположить.

Фридман не только расширил свой музыкальный кругозор, но и решился на еще одну серьезную перемену в своей жизни – пять лет назад он переехал жить в Японию.

В результате этого он сейчас пытается выразить себя в рамках культуры, с которой общий язык удалось найти не очень многим рокерам, несмотря на то что Япония всегда относилась к aмериканской популярной музыке с неподдельным энтузиазмом.

Специфический аспект японского менталитета, который позволяет японцам понимать и принимать культурные явления других стран и ассимилировать их в свою, называется японским словом «итоко-дори». Корни этой удивительной способности адаптироваться к новым культурным влияниям уходят в духовную историю Японии, которая в прошлом смогла согласовать между собой самую раннюю японскую религию – шинто (почитание предков и аспектов природы) и буддизм, который был завезен в Японию в VI веке н.э. Необычайно смелым образом подобный процесс адаптации и принятия разных систем ценностей – своей и чужой – нашел отражение в гибкости Фридмана и его открытости по отношению к новым находкам и новому опыту. О чем он и делился с вашей покорной слугой в течение часа. Место – Лондон, время – полночь, и я набираю номер телефона Марти, для которого сейчас только что настало утро, потому что находится он у себя дома в Токио. Разговор мы начинаем с обсуждения нового альбома Фридмана под названием «Future Addict», вышедшего несколько месяцев назад.

Марти! Алиса на проводе!

Привет, как дела?

Прекрасно! Как ты?

Неплохо!

Хочу сразу начать с вопроса о твоем новом альбоме «Future Addict». Tы всех довольно сильно удивил, решив вернуться к песням из репертуара Megadeth и своим ранним композициям. Что тебя заставило вернуться к этому материалу и начать его переделывать?

Да, действительно, зачем это делать? Ответ прост. Я живу в Японии уже пять лет. Я сюда приехал, чтобы играть японскую музыку, чем и стал заниматься. Затем неожиданно меня пригласили на телевизионное шоу, которое называется «Хэбимета- сан», и это шоу стало хитом. У меня не было в планах идти на телевидение, но мне сказали, что нужно попытаться, и это шоу стало хитом. После премьеры это шоу было схвачено ведущей продюсерской компанией. В результате я был на ТВ очень часто в течение последних пяти лет, возможно в 300 программах или болee. И большинтво людей, которые меня знают в Японии, понятия не имеют, какая у меня была до этого музыкальная карьера. Большинство думало, что «Loudspeaker», альбом, который вышел к тому времени, был моим первым альбомом. Так что лейбл, с которым у меня контракт здесь в Японии, попросил меня подумать об альбоме, который бы состоял из моих любимых песен всей моей карьеры, чтобы познакомить людей с музыкой, которую я играл до того, как переехал в Японию. Так что вот такая история.

Не намекает ли название альбома на тот факт, что ты двигаешь свой материал в том направлении, которое соответствует грядущим тенденциям больше, нежели изначальные версии?

Это действительно хорошо сказано, я теперь тоже буду так говорить. (Смеется.) Я такого склада человек, который вседа смотрит в будущее, а не назад. Я всегда интересуюсь тем, что наступает, вместо того, чтобы оглядываться назад. Согласиться на предложение играть каверы старого материала было для меня нелегко. Есть наркоманы, есть алкоголики, есть люди, которые не могут без секса, все что угодно, а я не могу без будущего. (Смеется.) Так что вот так получилось.

А ты мог бы опять вернуться к этим же песням когда-нибудь в будущем и переделать их еще раз?

К тем же самым песням? Нет. Если я не могу достичь желаемого во второй раз, это значит, что это все. Есть одна песня, которую я несколько раз менял, но так и не смог записать так, как хочется, она называется «Thunder March». Из всего своего старого материала ее я бы еще раз записал.

Не кажется ли тебе, что этот альбом также раскрывает тему свободы, которая наступает, когда исчезают трения в группе между твоим личным творческим видением и уступками, которые приходится делать в отношении мнения других членов группы, мнения лейбла и других внешних факторов?

Совершенно верно. Большинство нашего старого материала страдало от недостатка в бюджете. Так что я исправил это, а также в музыкальном смысле подошел к материалу «со свежим ухом». Многие части выстояли мою персональную проверку временем, а некоторые я переделал. Я подумал, а что если я сделаю их абсолютно такими, какими мне бы хотелось их услышать, записать мою собственную интерпретацию так, как я хочу? Они не очень отличаются от оригинала, но, конечно, больше в моем стиле, чем в стиле группы.

Как ты думаешь, до какой степени такие компромиссы в творческом процессе разумны, а когда наступает время стоять на своем?

Это прекрасный вопрос. (Смеется.) Я всегда хочу знать, когда следует идти на компромисс. Нужно уметь выбирать свои битвы, если ты понимаешь, что я имею в виду. Нужно не терять из виду конечную цель. Иногда следует соглашаться, когда ты знаешь, что сам ты сделал бы по-своему, но мнение остальных с твоим не совпадает. Иногда следует согласиться, но иногда, когда ты действительно влюблен во что-то, когда тебе что-то действительно нравится, тогда нужно защищать свою работу. Самое трудное – это знать, когда. Действительно ли это мелочь или это что-то большое.

Знаешь, когда ты в студии и играешь какой-то отрывок, и люди из лейбла там, и менеджер там, и еще какие-то люди, и тебе самому не кажется, что это что-то выдающееся, но когда ты играешь это, все говорят:

«О, это лучшее, что ты когда-либо играл!» И все очень оживляются. Я знаю, что я могу придумать что-то получше, но хочу ли я убить атмосферу, которая появилась в комнате? Может быть, они знают что-то, чего я не знаю. В таких случаях лучше сдаться. Но иногда, когда ты действительно, по-настоящему влюблен в то, что ты делаешь, в таких случаях нужно сказать, «Простите, ребята, но я это сделаю по-другому».

Ты знаешь, вот я беседую с тобой сейчас и понятия не имею, о чем я говорю, потому что я до сих пор не слышала этот альбом.

Боже правый! (Смеется.)

Когда этот альбом выйдет на Западе?

На Западе?

Да.

Я понятия не имею. Если честно, то я слегка загнал себя в угол здесь в Японии. Когда я начал работать здесь и заключил контракт со своим менеджментом, оказалось, что тут у меня так много работы, что я, радуясь этому, начал принимать участие во многих проектах. У меня не так много времени. Мне кажется, что лейблы не могут сделать столько, сколько могут менеджеры, и если бы у меня был в Америке и в Европе такой же менеджмент, как в Японии, то это была бы другая история, но здесь у меня просто недостаточно часов в сутках, чтобы всем этим заниматься. Я бы не сказал, что я этому рад и это не значит, что я не беспокоюсь о своих фэнах. В результате, к сожалению, люди, которые хотят услышать мою музыку там, должны постараться для того, чтобы ее найти, и когда люди, проживающие за пределами Японии это делают, то я еще больше ценю их усилия.

Твой второй альбом «Live in Europe» скоро выйдет в США.

Он только что вышел.

Только что вышел. На какие критерии ты опирался, когда выбирал материал для этого альбома?

Как я уже упомянул, я очень занят, и для меня это редкая радость, когда я могу что-то делать за пределами Японии. Я не мог отправиться в слишком длинное турне за пределами Японии, потому что я должен быть на телевидении каждую неделю и писать для журналов каждую неделю. Я не могу покинуть страну на больший срок, чем неделя! (Смеется.) Но я должен был это сделать и отправиться в турне по Европе потому что я не играл в Европе, так долго, и «Loudspeaker» только что вышел в Европе, и реакция на него была прекрасная, так что я просто должен был это сделать, и я рад, что сделал. Альбом это документирует. Все, кто был на этих концертах, и все, кто не попал, наконец-то имеют эту запись. Альбом показывает, каким было это шоу. Мы отыграли девять концертов за десять дней и у нас остались прекрасные воспоминания от этого турне, так что мы решили выпустить этот диск.

Я застала тебя в этом турне, была на твоем шоу в Лондоне в клубе «Underworld».

Правда?

Энергетика была потрясающей. Люди начинали спонтанно скандировать твое имя, это было невероятно.

Стены запотели, орущая толпа, великолепное шоу. Хочу спросить – у тебя есть любимая страна, где тебе больше всего нравится играть?

Знаешь, я люблю играть везде. А если придется выбирать, я бы выбрал Италию, хотя здесь, вероятно, я должен бы был сказать «Англия». Юмор там очень смешной. Каждый раз, когда я приезжаю в Англию, я запасаюсь фильмами, журналами, книгами, такого рода вещами. Английская комедия намного смешнее американской комедии. Больше напоминает японское чувство юмора, чем американское. Более злое, зловещее! Но все в разумных пределах, если тебя это оскорбляет, то тебе не нужно тогда вообще смотреть комедии.

А британцы говорят, что американская комедия более зловещая. Такие вещи, как South Park или Family Guy.

Правда?!

Да, очень это задиристо.

Боже!

Да. Но, возвращаясь к моему вопросу, какие элементы должны совпасть, чтобы получился хороший концерт?

Прежде всего, скажу тебе одну вещь. Я никогда не пойду на концерт инструментального рока потому что они на меня наводят вселенскую скуку. Вне зависимости от того, кто музыкант. Это не играет роли, мне все равно. Мне это просто не нравится. Меня нужно стимулировать. Вот такие у меня критерии. Также, когда я пишу инструментальный альбом, принимая во внимание, что это делает тот, кто ненавидит инструментальную музыку, мой подход очень напоминает вокальный. Я действительно не пытаюсь продемонстрировать, как я умею играть. Я все это прошел, когда я был подростком, и давно перебесился. Теперь я хочу, чтобы это было захватывающе для зрителя, даже если зритель любит хорошие слова к песням и любит смотреть на знойных танцующих девушек. Как я могу передать этот накал в инструментальном формате? Это мои критерии, когда я пишу.

Что касается игры на концертах, во время этого моего европейского турне я не играл ни одного соло, до тех пор пока не убеждался, что в зале находятся фэны, которые поддерживали меня с моих самых первых шагов. Благослови их бог. Никто не знает, сколько в каждом зале таких парней, но их присутствия достаточно для того, чтобы я начал играть материал самых первых дней моей карьеры, и играть это так, чтобы пар шел.

Знаешь, когда начинаешь играть композиции своих ранних лет, а пара парней орет: «Твою мать, да!!!» Я сам такой же фэн, поклонник Ramones, Кiss, всех этих групп. И они, конечно, всегда играют свои хиты, но когда они начинают рубить песни своих ранних лет, я становлюсь одним из тех, кто при этом сходит с ума. Я не часто приезжаю в Европу, плюс у меня нет каких-то крупных хитов, но я люблю играть композиции, услышав которые, будь я сам фэном, я бы сказал: «Боже мой, я поверить не могу, что он это сыграл!» Так что вот они, мои критерии.

Кто был твоим гитарным кумиром, когда ты рос?

Kiss и Ramones.

Правда? Это достаточно простая музыка, не правда ли?

О, да.

А техническая сторона игры на гитаре тебя привлекала?

Ты знаешь, это смешно. Когда я услышал, как играет Ули Джон Рот (Uli Jon Roth), я понял, что гитара – это серьезный инструмент. Я люблю простые мелодичные песни, они всегда мне нравились и до сих пор нравятся, но когда я услышал Ули Рота, я понял, что это что-то совсем другoe, более разнообразнoe. Вот так я начал развиваться. И, к слову, Ули будет играть скоро в Японии, и я к нему присоединюсь на сцене на два концерта.

Ого!

Для меня это как свершение мечты. Я в это поверить не могу. Но есть еще много прекрасных, прекрасных гитаристов, которых я уважаю, таких как Брайан Мэй из Queen, которого я в свое время обожал. Но, знаешь, я никогда не фанател по гитаристам, или по гитаре как по инструменту, поверишь или нет. Я всегда фанател от хороших песен. И никогда не понимал парней, которые балдели от гитар, от своих инструментов. Я всегда был слишком занят тем, что писал музыку.

Ули – большой поклонник Хендрикса, не так ли? А, ты как всем известно, нет. (Смеюсь.)

Я просто в ужасе сейчас пребываю: что, если я поднимусь с ним на сцену, а он скажет: «Давай играть «Purple Haze»!

Или «Red House».

Боже! Это как свершение мечты, но в то же время эта ситуация будет достаточно щекотливой. Но даже в этом случае я буду абсолютно счастлив это сделать, не пойми меня неправильно. Знаешь, что странно? Все гитаристы, которых я уважаю, они все любят Джими Хендрикса. Поди разберись. Мой ответ на это таков, что разным людям нравится разная музыка, и это не имеет никакого отношения к качеству музыки. Музыка остaется качественной. Она не хороша и не плоха, а дело в том, как музыка резонирует с твоим жизненным опытом. Если бы я услышал Хендрикса в тот момент, когда терял девственность, я сейчас был бы самым большим поклонником Хендрикса в мире. Это все случайно. Так что я никогда не копался в этом – кто лучше, кто изящнее, кто умнее, кто круче. Все это случайно.

Это подводит меня к следующему вопросу о твоем проекте в стиле J-pop (в стиле японской поп-музыки), который называется «Lovefixer», и о твоем сотрудничестве с Шиничиро Сузуки (Shinichiro Suzuki). Некоторые из твоих поклонников были ошарашены, когда узнали, что ты играешь такого рода музыку. В этой связи, сказал бы ты, что различия между стилями популярной музыки на самом деле существуют, или же они являются искусственными проекциями преданности, которую фэны испытывают к тому или иному музыкальному стилю?

Если людей удивляет это, то они должны послушать остальную музыку, которую я пишу и продюсирую здесь. Это как смесь Бритни Спирс и Slayer. Дело в том, что в тяжелом металле существует преданность жанру, а я в это не верю совершенно. Я ненавижу жанры – и точка. Есть песни, которые мне нравятся, и песни, которые мне не нравятся. Некоторые из них – металл, некоторые – нет. У меня нет склонности к тому, чтобы разделять музыку на жанры.

Я обожаю песни. И я думаю, что англичане это понимают лучше, чем американцы. В Англии всегда было много музыкантов, которые писали песни, такие люди, как Wakefield и Transvision Vamp... Все они – люди песни. Я всегда любил песни и для меня не имеет значения, в каком они стиле.

Я бы сказала, что это то, что заложено в кельтской традиции, которая сохранилась в Британии до сих пор. Традиция написания песен, которые опираются на прекрасные мелодии, то, на что Led Zeppelin ориентировались в своих акустических песнях.

Это то, что заставило меня играть в стиле J-pop. Тут все можно себе позволить. Если посмотреть на верхние позиции чартов, эта музыка теснит самый тяжелый дэт-металл. И знаешь, почему? Потому что припевы поются в японском мелодическом стиле, а риффы очень брутальны, потому что парни, которые пишут эту музыку – поклонники металла. А я просто обожаю ту свободу, которую получаешь, когда можешь выходить за пределы жанров. В металле подчас гораздо меньше великолепных песен, на мой взгляд. Металл – это больше великолепные риффы, великолепные гитарные фразы, такого рода вещи... Поэтому я люблю металл как жанр.

Но даже это становится скучным, когда это не построено на хорошей песне. Я – человек песни! Мне нравится возбуждение, которое дарит хорошо написанная песня.

Ты до сих пор активно интересуешься тем, что происходит на металлической сцене? Следишь внимательно за тем, что на ней происходит?

Совершенно нет. Если до меня это доходит, если я что-то слышу, тотогдаяобэтомзнаю.Нояне прилагаю усилий для того, чтобы следить за каким-то жанром. Я слышу о некоторых вещах, но определенно ничего специально не отыскиваю.

Переезд в Японию повлиял на твой подход к музыке?

Безусловно. Для меня это стало самым интенсивным периодом набирания нового опыта за всю мою музыкальную карьеру, и прежде всего в плане игры на гитаре. Я смотрю сейчас на материал, который я записал очень давно, и говорю, «Боже, сейчас я мог бы это сделать совсем по-другому! С гораздо большим вниманием к деталям и большей любовью к тому, что я играю». Я думаю, что это от того, что у меня здесь появилась возможность работать с рядом первоклассных музыкантов, которые могут предложить очень большой выбор вместо того, что у меня было раньше.

Говоря о японской культуре в целом, какие ее аспекты тебя больше всего привлекают?

Совершенно определенно – музыка. Если бы не музыка, я бы не стал здесь жить. Если бы это была еда или такого рода вещи, я бы с удовольствием сюда иногда приезжал, но это определенно музыка. У меня так мало времени, чтобы слушать что-то кроме того, над чем я работаю и что мне нужно слушать для работы, что прослушивание музыки становится удовольствием, роскошью. Теперь, когда в мире такие средства связи, Интернет, все располагает к тому, чтобы открывать для себя музыку других стран. Если вы поклонник металла, в стиле J-pop вы найдете для себя поп-музыку с элементами металла, что замечательно. В металле столько позерства, это просто смешно как они будто соревнуются – у кого гроулинг круче. Это так убого. Так убого!

Да, это элемент металла, но почему я должен выслушивать какого-то позерствующего чувака? Это меня грузит, знаешь? Но я обожаю, когда элементы металла используются в профессиональной музыкальной структуре.

Тут есть группа, которая называется «Maximum the Hormone», и она ужасно тяжелая, но сработано у них все потрясающе. Я им просто аплодирую. Я очень не люблю музыку, которая просто звучит, как металл. Тяжелые риффы, прибамбасы, басовый барабан, немного гроулинга – этого недостаточно. Все это должно быть основано на песне, которую, когда услышишь, скажешь: «О, этот переход в середине звучит очень захватывающе» или:

«Эта сольная вставка звучит потрясающе», или: «Припев, не могу его выбросить из головы». Должно быть что-то еще, кроме простых элементов металла.

С какой культурой ты себя сейчас идентифицируешь? С мировой, универсальной, или остаешься американцем?

О, несомненно, я на сто процентов американец. Но я так много ездил в турне, что в некоторых основных городах, и даже не в основных городах, я могу ориентироваться. Почему я знаю улицы цюриха? (Смеется.) Но я американец. Я тут недавно выступал на телевидении, говорил о выборах президента в США, потому что, будучи американцем, я хочу для своей страны самого лучшего. Но, ты знаешь, многие люди здесь считают, что я мыслю, как японец, и я с этим полностью согласен, потому что тут такой менталитет, что если у тебя его нет, тебе будет очень тяжело здесь жить. Но мне здесь жить очень легко, так что, возможно, во мне течет какая-то доля японской крови. (Смеется.)

Позволь задать тебе дурацкий вопрос. Надеюсь, ты не против.

Нет, нормально.

Ты в этом бизнесе уже так давно. Если бы у тебя была возможность написать письмо, которое бы можно было отправить в прошлое, что бы ты написал себе совсем молодому?

Это хороший вопрос. «Не переживай». (Смеется.) «Делай то, что делаешь». Я ни о чем не жалею. Возможно, «Работай немного больше». Если вообще захотел бы что-то писать. Не думаю, что мог бы тут сказать что-то интересное. «Не стригись!» – вот это хорошо бы было написать!

Знаешь, что твой приятель Пол Гилберт мне сказал, когда я задала ему тот же вопрос? Он сказал: «Не делай химическую завивку! Я угробил этим свои волосы!»

(Смеется.) Когда играешь музыку в течение многих лет, особенно рок, твои волосы проходят через много разных стадий. К сожалению, мои волосы способны только на одну вещь – длинную прическу в стиле «пудель». Я с этим ничего не могу поделать, так что радуйся или печалься, я с этим остаюсь навсегда. Так что моим советом было бы: «Не стригись слишком коротко».

Я тут говорила с твоим пиарщиком Карлом, спрашивала его, когда ты снова приедешь в Европу, и он сказал, что скоро. Это правда?

Да? Значит, он знает что-то, чего я не знаю.

Так что время еще не известно?

Нет, пока нет. Я сейчас работаю над новым альбомом. Я, наверное, не должен даже... Я не знаю... Знаешь, я не должен даже говорить об этом. Не знаю, будет ли он выпущен на Западе. Мы начали работу недавно. Меня этот альбом очень будоражит. Может быть, это даст мне возможность опять приехать и сыграть новый материал. И дать тем людям возможость, кто в прошлый раз на меня не попал, увидеть меня. И я всех снова увижу. Я работаю над материалом, который из всего, что я до сих пор сделал, хочется надеяться, будет оценен по достоинству.

А новый альбом включит в себя разные стили и жанры?

Вот это еще один вопрос. Моя музыка, мои альбомы имеют проходящую через них тему. Я не того рода парень, у которого на альбоме будет одна песня в стиле поп, потом в стиле металл, как на альбоме-резюме. Это то, что часто встречается, особенно в мире инструментального рока и гитарной музыки: вот моя песня в стиле кантри, вот моя песня в стиле рок... Я это ненавижу больше, чем что- либо другое. Если ты не можешь написать все с начала до конца как единый альбом, зачем тогда вообще этоделать?

Я скажу одну единственную вещь – моя музыка глубока, что бы ни случилось, она развивается в течение долгого времени на основе разного опыта, так что это то, что я воспринимаю довольно серьезно, и я надеюсь, что мое умение возросло с прошлого альбома. То, что я выпустил в прошлый раз, я бы не стал выпускать, если бы я не чувствовал полный экстаз в отношении того материала, и мне было грустно, что я играл этот материал людям в течение всего лишь десяти дней.

После твоего последнего британского шоу народ говорил о тебе много недель. И в Интернете, и перезваниваясь по телефону. Все лондонские гитарные фанаты решили, что это было потрясающее шоу, все обменивались фотографиями, впечатлениями.

Правда?

Да!

Меня это удивило, потому что каждый раз, когда я приезжал в Англию с Megadeth, все проходило хорошо, но всегда казалось, что на концертах было много парней, которые стояли со скрещенными на груди руками и как бы тебе говорили: «Ну, произведи на меня впечатление».

Неужели?

Да, и так было всегда, например, по сравнению с Италией, где все просто какались от восторга, или с Испанией, всеми этими странами. В Англии они себя ведут так, как будто все уже видели. Это все равно что играть в Нью-Йорке.

Возможо, это потому, что на концерты в Лондоне приходит много музыкантов, как Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе. Они стоят со скрещенными на груди руками, но это потому что они музыканты.

Да, этого я и ожидал, особенно с инструментальной музыкой. Англичане безжалостны в своих рецензиях и в такого рода вещах. Мне лично это нравится, это меня веселит, но... Я до сих пор помню, абсолютно прекрасно помню, когда вышла моя первая пластинка и про нее написали в журнале «Kerrang», единственное, что было написано, это то, что пластинка звучит так, как будто ее записали на куске картона.

Ой, нет, «Kerrang» не знает, о чем он пишет. Про «Kerrang» в Англии никто никогда не думал, что их мнение – это окончательный вердикт в отношении вещей, относящихся к музыке. Этот журнал всегда писал про то, что модно и «в струе», и это до сих пор так.

Ну, я этого не знал, и даже когда прочитал эту рецензию, мне было грустно, что пишут про меня, но все равно смеялся, потому что мне показалось, что сказано было смешно. Едкий такой юмор! Я не знал, чего ожидать, что меня так хорошо примут с инструментальной музыкой, но я был приятно удивлен и пожалел, что не вернулся и не сыграл еще один концерт в Лондоне.

И не думай даже про «Kerrang», он никогда не пользовался авторитетом в Британии. В восьмидесятые годы мы все считали «Musician» очень авторитетным журналом.

Это мне напоминает эпизод из фильма «Spinal Tap», где они пишут рецензию на пластинку, а пластинка, по-моему, называется «Shark Sandwich» («Бутерброд из акулы»), а они его называют «Shit Sandwich» («Бутерброд из говна»).

В Америке такое не могло бы произойти. Этот юмор меня просто убивает, обожаю его.

Да, я помню этот эпизод – один из самых смешных в этом фильме. Ну, послушай, спасибо тебе большое за такое длинное интервью! Я ведь знаю, как ты занят.

Без проблем, спасибо тебе, Алиса.

Удачи с новым альбомом!

Спасибо!

Беседовала: Алиса Хэттон