***

Когда я слушаю блюз, мне почему-то вспоминается детство, и такие ассоциации всегда преломляются в музыке, которую полюбил всей душой и сердцем во многом благодаря обстоятельствам, о которых поведаю ниже.

Появился я на свет как раз в начале пятидесятых. Прошло 7 лет со времени окончания страшной и кровопролитной войны, за победу в которой, оправданно и не очень, были отданы миллионы жизней. Но мы избавили человечество от коричневой чумы XX столетия. И мир был благодарен нам за это. Это не заезженный штамп, так было на самом деле: нас встречали как героев-освободителей, нам верили, нами гордились. Мир еще не знал о ГУЛАГе, о том, сколько жизней простых людей было загублено в застенках одного из самых жутких режимов в истории человечества.

Вообще, жизнь нашей великой, а тогда необъятной страны напоминала и сейчас еще больше напоминает мне блюз - трагический, суровый, печальный, нежный, самобытный, парадоксальный, как сама эта музыка обитателей американской Дельты.

Когда мне исполнилось 4 года, мать отправила меня к старшей сестре в деревню. Послевоенная городская жизнь была очень тяжелой, одной маме было трудно прокормить себя и меня, получая мизерную зарплату и снимая углы у чужих людей.

Украинская деревня 50-х... Она находилась всего в 30-35 километрах от города, но казалось, что меня отправили на край света: бездорожье, отсутствие самых элементарных благ цивилизации, прочих атрибутов и прелестей городской жизни. Зато свежий воздух, парное молоко, звенящая тишина и просторы, просторы, просторы...

Патриархальный уклад деревни оставался таким же, каким был и до революции. Нам рассказывали сказки о тракторах, комбайнах, плугах и сеялках, облегчавших труд сельчан, но в конце 50-х прошлого века я видел только одно орудие труда - мозолистые руки крестьян, пахнущие землей, навозом, хлебом и парным молоком.

Трудовой день начинался очень рано, в 4-5 часов. Первой уходила моя сестра на молочно-товарную ферму, где работала дояркой. У нее на попечении было 15-20 коров, которых надо было накормить, почистить и подоить. Самое тяжелое - последнее. Бедные руки моей сестры... Вот о чем надо было слагать блюзы! Они никогда не знали покоя, кремов, массажей, руки, трудившиеся по 15 часов в сутки, каждый день, а порой и ночь, когда надо было принимать роды. Руки моей сестры остались для меня символом трудолюбия, преданности и верности идеалам строительства самого прекрасного и справедливого общества во всем мире. Она свято верила в них, в эти идеалы, как и большинство из нас. Тогда.

Но кроме мозолистых, натруженных рук моя сестра владела уникальным голосом и когда заводила народную украинскую песню, далеко в округе был слышен ее удивительный голос, летевший к лесам и перелескам, полям и лугам, березовым рощам и просекам, чтобы, отдавшись эхом, лететь обратно и проникать в душу и сердце слушателя. Впрочем, гак пела не только моя сестра, так пела почти вся деревня.

Единственной отрадой для тех, кто трудился в поле, была зима. Заканчивалась горячая пора сбора урожая, и женщинам давали небольшую передышку, но они все равно не сидели сложа руки. Они вышивали! Что это было за чудесное искусство - рушники, сорочки, наволочки на подушки, подзоры на кровати и прочие принадлежности. Слова мулинэ, пяльцы, канва... Я запомнил их с тех пор. Но и это было не главное.

Как правило, они собирались для вышивания с подружками у кого-нибудь в хате и начинали петь. Что это было за пение - многоголосье, страсть, певучий украинский язык! Я забивался куда-нибудь в уголок и слушал, слушал, слушал...

Если бы мы были такими же завоевателями, как англичане, испанцы или португальцы, блюз мог бы родиться в нашей стране, где-нибудь в дельте Волги, в районе Астрахани, и тогда он назывался бы астраханским блюзом. Или на берегах Дона, Днепра, Енисея и имел бы соответствующее название. Представляете песни донских казаков, положенные на блюзовый размер?! Вот бы гремучая смесь получилась, никакая дельта Миссисипи не шла бы в сравнение. И тогда бы мы стали законодателями в мире музыки - блюза, джаза, рок-н-ролла...
Но блюз родился не у нас. Он родился на других просторах, и ему суждено было стать визитной карточкой великой страны - Америки.

Но когда на свет появился человек по имени Уиллис Диксон, эта страна была совсем другой. А случилось это 1 июля 1915 года в заштатном городишке Уиксбург, штат Миссисипи. Говорят, в 1915 году в Америке появился "род увеселительной музыки", которую назвали джазом. Так это или нет, но принято считать, что именно этот год - год рождения джаза. Отсюда и слова Диксона: "Я и джаз - родились вместе!" Хоть Уилли и не суждено было посвятить свою жизнь этой музыке, он стоял у ее истоков. Ведь именно из блюза произрастают корни джаза.

Уж не знаю, было ли так, как написал Уилли, но мне моя мама рассказывала, что когда была на сносях, ей цыганка рождение сына нагадала. Увы, не ставшего музыкантом, но блюз полюбившего. Хоть такого слова - "блюз" - цыганка знать и не могла. Да и я пришел к блюзу довольно поздно, уже в зрелом возрасте. Правда, джаз отчим мой очень любил и уважал, всегда слушал его много и с удовольствием. Поэтому, очевидно, и я волей-неволей полюбил эту музыку.

Скорее всего, эту песню Диксон посвятил своему отцу, который действительно дружил с оружием, никогда не расставался со стволами и вообще вел беспутную жизнь бродяги и забулдыги. Эдакий hoochie-coochie man! Отца Уилли практически не помнил, "старик" появлялся лишь время от времени, чтобы поколотить жену, детишек и снова исчезнуть с очередной подружкой.

А мамаша у него была певучая, как и все черные люди американского юга. Дома, на работе, в церкви он постоянно слышал что-то рифмованное, и не удивительно, что мальчик к этому привык Грамоте фактически не обучался. Так, едва научился читать и писать. Но тяга к сочинительству появилось рано. Все, что видел и слышал, тут же рифмовал и записывал в книжечку, которую всегда носил с собой. Ну чем не наш Кобзарь, который не расставался со своей знаменитой "захалявной" книжицей? Великих людей роднит многое...

Hoochie-Coochie Man

The gypsy woman told my mother
Before I was born
You got a boy child cornin'
He's gonna be a son of a gun
He's gonna make pretty women
Jump and shout
Then the world want to know
What this was all about
Chorus: But you know I'm here
Everybody knows I'm here
Well, you know I'm a hoochie-coochie man
Everybody knows I'm here

(Цыганка нагадала маме,
Что сын родится в срок Он будет увлечен стволами,
Красотки - все у его ног.
И люд всегда за ним следит,
Для них всегда он фэн,
Скиталец, пьяница, бандит,
Он здесь, он - Хучи-Кучи Мэн.)

Аналогии с Тарасом Шевченко напрашиваются сами собой. Хоть и другая эпоха, но практически такое же рабство и беспросветная нищета, работа в поле до изнеможения и скудная пища, издевательства со стороны хозяев и невозможность выбиться в люди. Но песню, песню у народа не отнять! Это единственное, что было доступно простому люду. Здесь кобза, там - гитара, здесь лира, там - банджо... И вечная музыка вокруг.

Back door man - так на­звал себя Уилли Диксон. Впрочем, так можно было назвать и его отца, и отчима, и его врагов, и друзей. И эта песня могла быть посвящена любому из них:

Back Door Man

Chorus: I am the back door man
I am the back door man
Well, the men don't know
But the little girls understand
When everybody is trying to sleep
I'm somewhere making a midnight creep
And every morning when the rooster crow
He's telling me you got to go
They took me to the doctor
Shot full of holes
And the nurses cried
Please save his soul
I was accused of murder

(Да, я человек с задворок,
С задворок человек я.
Люди этого не знают,
Зато даже крошки это понимают,
Если ночью все стараются спать.
Я продолжаю оставаться полуночным бродягой,
И только с рассветом первый петух тащит меня к доктору
Изрешечен пулями я, больничные нянечки в ужасе:
Господи, спаси его душу!
Меня обвиняют в злостном преступлении,
Только жена судьи на моей стороне
И просит освободить меня,
А жена копа умоляет не уничтожать меня.
А я был бы рад получить шесть футов земли,
Вернуться домой, проглотить кусок свинины с бобами,
Я проглотил бы больше цыплят,
Чем можно их сосчитать.)

Мальчик, фактически лишенный родителей, без детства. Он начал зарабатывать на хлеб, лишь успев стать на ноги. И чего только не перепробовал: и древесный уголь продавал, и лук с чесноком выращивал, и воровал. А куда может привести воровство? Конечно в исправительную колонию для малолетних.

А потом были годы Великой Депрессии, и с огромной армией нищих и обездоленных белых и темнокожих судьба забросила его в Чикаго, на Север. Но не просто было туда добираться без гроша в кармане - либо пешком, либо зайцем. И снова была решетка, правда, не тюремная, а более цивильная, фермерская. В таких фермерских заведениях пойманные, попавшись за прегрешения, вкалывали задарма, получая за свой тяжкий труд похлебку, корку черствого хлеба и ночлег. Сезон заканчивался, и их вышвыривали на улицу, как бездомных псов. И так до следующей "отсидки". Зима - страшный период, когда нет ни еды, ни угла, ни копейки. Весной же все начиналось с начала. А однажды Диксон, что называется, влип, в очередной раз оказавшись в ИТК, где как-то раз получил удар такой мощи, что чуть не отдал Богу душу, и пару лет был практически инвалидом.

В 30-е годы Уилли - боксер, и боксер незаурядный, свидетельством тому - Золотые Перчатки Чикаго, главный приз, завоеванный им в 1937 году за победу среди боксеров-любителей в полутяжелом весе.

Но было и что-то светлое в детстве Уилли, и это светлое связано с музыкой, пением в церковных хорах, встречами с проповедниками-пилигримами.

И теперь, находясь в Чикаго, Диксон вспомнил о своих детских увлечениях. Кроме занятий любительским боксом он начал искать возможность реализации своей любви к музыке. И музыка победила, - перчатки он повесил на гвоздь.

Это приятель, пианист и певец Л. Кастон, убедил Диксона бросить бокс и стать музыкантом. Он научил его играть на контрабасе, и вдвоем они сколотили группу Five Breezes. Группа была неизвестной, она только-только начинала свои выступления на клубной сцене Чикаго, однако уже к началу 40-х смогла сделать свои первые записи. Увы, не так все просто! Родина-мать вспомнила о Диксоне теперь как о призывнике, и он получил повестку из военкомата (или как там он у них называется)? Дядя Сэм решил, что пора бы Уилли научиться за­щищать родину.

Однако Диксон имел совсем другие планы и замыслы. Служить он отказался.

И я его понимаю! Будучи сам по натуре пацифистом до мозга костей, просто ненавижу армию, войны, оружие и с ужасом думаю о том, что у самого подрастает сын, которому тоже предстоит служить в армии. Не хочет думать и знать любимая Родина, как и чем я кормлю свое чадо, во что одеваю его, на какие средства учу, как тяжело порой бывает отцу и матери воспитать ребенка. Оно выделяет мизерное пособие, которого хватает, чтобы сходить один раз в магазин. Впрочем, сын мой рос в смутное время, когда и пособий- то никаких не платили...

Вот Диксон и показал президенту Соединенных Штатов кукиш. За что и поплатился, фактически став на родине персоной нон грата. Власть сильнее: за уклонение от воинской службы его арестовали прямо на сцене во время выступления.

Но это был уже другой Диксон, он знал, как защищать свои права, школа жизни не пропала даром, да и известность помогла. К тому времени Диксон был достаточно заметной фигурой на клубной сцене Чикаго. Власти решили, что лучше не связываться, - чего доброго, начнет "призывать черномазых к восстанию". Его отпустили, приказав молчать. И потом, зачем иметь в войсках такого типа, который будет вносить смуту и колобродить в доблестных вооруженных силах страны?

Из призывной передряги Уилли вышел, отделавшись сравнительно легко, но пострадала музыка. Несколько лет ушло на выяснение отношений с властями, которые запрещали ему петь, порой приходилось скрываться и находиться на нелегальном положении.

Кастон ждать не мог. Он сколотил новое трио и отправился на гастроли по армейским клубам и военным подразделениям. Только в самом конце Второй мировой, в 1945 году, у Диксона появилась возможность сделать новую запись со своей группой Four Jumps of Jive.

Но окончательного разрыва с Кастоном не было. Как только последний снова оказался в Чикаго, друзья вновь объединились и назвали свой ансамбль The Big Trio, куда вошел и гитарист Бернардо Денис, которого позднее сменил Олли Кроуфорд. Что можно сказать об этой группе? Здесь было намешано все - и блюз, и фортепианное буги, и танцевальные ритмы, и то, что сейчас называется модным словечком "попса". Как и сейчас, попса и тогда обращала на себя внимание молодежи и боссов звукозаписывающих компаний. Подвернулись дельцы из Коламбии, и случился неплохой, многообещающий контракт с этой известной фирмой грамзаписи. Но дальнейшая судьба распорядилась иначе.

Как-то, будучи в очередной командировке за океаном, в Тусоне, что в штате Аризона, я забрел в книжный супермаркет, где проводилась очередная распродажа огромного количества книг с приличной скидкой. Среди них мой глаз выхватил небольшое издание в стилизованно-потертой суперобложке под названием Chess Brothers. Естественно, я приобрел ее за символическую плату в 9 долларов и был несказанно счастлив, когда, вернувшись в свой Холидей Инн, начал листать эту книгу. И уже не мог оторваться! Вот что я там прочитал.

Диксон познакомился с Мадди Уотерсом, а будущий гигант блюза был уже к тому времени в стойле "чессовской" конюшни и приносил нашим бывшим соотечественникам - евреям-иммигрантам из Беларуси - неплохую прибыль. Так вот, на одном из джемов в клубе, владельцами которого, как и вновь образованной фирмы грамзаписи Chess, были братья, Мадди представил им Уилли Диксона. Братья поняли, какая рыбка попалась в их сети, и попросили заглянуть на огонек в студию, где всегда было место музыкальному подвигу на басовом инструменте.

Так Диксон оказался на Chess Brothers и первый свой гонорар получил, будучи аккомпаниатором у Роберта Найтхока в 1948 году. И с тех пор он стал там завсегдатаем.

Если посмотреть на фотографии Уилли сороковых годов, то бросается в глаза, что он достиг не только большого музыкального веса, но живого тоже - весил не менее трехсот фунтов. Это был колоритный мужчина, в расцвете сил, пользующийся репутацией ловеласа у слабого пола. Однако пора было остепениться, и он женился на Элеоноре Франклин. Брак оказался удачным.

Но вернемся к музыкальным делам и творчеству. К началу 50-х Биг Трио исчерпало себя и, по мнению Диксона, стало слишком ком­мерческим. А Диксону нужна была другая музыка, та, которую он слышал и писал в студии "шахматных" братьев, где постепенно становился ключевой фигурой. Не так уж сладко, конечно, жилось ему на этой фирме. Скупердяи братья были еще те! Но можно подумать, что есть другие хозяева... Это сейчас звезды имеют штат менеджеров, продюсеров и юристов, которые за них решают все дела в пользу артиста, не обделяя и себя, естественно. А тогда... Вспомните знаменитую американскую кантри-рок группу Creedence Clearwater Revival, музыкантов которой называли индустриальными рабами от рок-музыки. Как "красиво" их "сделал" небезызвестный Сол Зенц в результате неправильно составленного контракта Кридансы оказались фактически бесправными, и от рабства их мог спасти только распад. Что ребята и предпочли сделать.

Диксону тоже приходи­лось бороться за свои права. Кстати, он не только играл, писал, пел, аранжировал, но и мыл полы в студии, занимался ремонтом и т.п. В упомянутой книге о Чессах есть символический снимок: Мадди Уотерз в рабочей спецодежде занимается побелкой-покраской стен в студии. Представляете себе современных звездулек со щеткой или тряпкой в руках в студии граммзаписи?

Однако, однако... Братья полностью доверяли ему и понимали, что с мнением Уилли надо считаться, если хочешь иметь прибыли. Поэтому в студии Chess Диксону удалось сделать как раз то, что его интересовало: городской электрофицированный блюз, уходящий корнями в блюз деревенский, хлопковый, дельтовый... Названий ему можно придумать бесчисленное множество.

Все чаще и чаще Диксон писал свои собственные песни, и в 1953 году у него появилась возможность издать несколько "сорокопяток". Скрипя зубами, братья согласились выпустить их. И не прогадали.

Что это были за песни? Вы все их прекрасно знаете! А тема? Тема - все та же: мифология, колдовство, вудуизм, предсказатели и талисманы, любвеобильные женщины и потертые жизнью мужчины. Это было воплощение культуры черной Америки, ее образов, стиля жизни, легенд, сказок и тяжкого труда простого народа. Только теперь эти песни стали электрическими.

Наступил 1954 год, и с ним пришла слава - из под пера Уилли вышли этапные песни, которые записывали Muddy Waters (Hoochie-Coochie Man), Howlin' Wolf (Evil), Little Walter (Mellow Down Easy) и другие музыканты. Всего каталог братьев Chess насчитывает таких песен не менее полутысячи.

Но строптивый Уилли не задержался и здесь: в знак протеста, после отказа принять в штат студии Отиса Раша он оставил братьев и перешел на "Кобру", штаб-квартира которой тоже базировалась в Чикаго. Здесь он работал с 1957 по 1959 годы, привлекая к сотрудничеству упомянутого Отиса Раша, а также Бадди Гая и других не менее известных нынче музыкантов.

Но от Чессов Уилли ушел не навсегда. Будучи по-человечески привязанным к братьям, сотрудничеству с которыми он отдал лучшие годы жизни, записав у них свои лучшие вещи, он вернулся к ним. Однако, былой славы уже не достиг. Студия медленно угасала - пришла другая музыка, пришли другие кумиры.

Но Диксон не ушел на покой. Несмотря на засилье в 60-е рок-музыки, он собрал блюзовую команду под названием American Folk Вlues Festival, в которой выступали такие звезды блюза, как T-Bone Walker, Меmphis Slim, John Lee Hooker, и отправился на гастроли по Америке и Европе. Им рукоплескали истинные поклонники блюза, их слава гремела, невзирая на холодное отношение к подобной музыке со стороны молодого поколения.

I Am The Blues

I am the blues
I am the blues
The whole world knows
I've been mistreated and misused
I'm the moans of suffering women
I'm the groans of dying men
I'm the last one to the start
And the first one to the end
I'm a thousand generations
Of poverty and starvation
I'm the dog
Of the United Nations
I am the blues
I am the blues
I'm the last one hired
And I'm the first one fired
I'm the only man
That has never been satisfied
I am the blues
I am the blues

(Я - Блюз,
Я - Блюз,
И об этом знает весь мир.
Со мною плохо обращались и злоупотребляли моим доверием
Я - стоны и муки страдающих женщин.
Я - стоны и муки пребывающих на смертном одре людей.
Я последний с кого начинается жизнь и первый - кому приходит конец.
Я - представитель тысячи поколений бедных и голодных.
Я пес
Объединенных Наций.
Я - блюз.
Я - блюз.
Я последний наемный
И первый попавший под перекрестный огонь.
Я единственный человек,
Никогда не испытывавший удовлетворения.
Я - блюз,
Я - блюз.)

Затем был знаменит бэнд The Chicago Blues All Stars, другие коллективы. А апофеозом стало внесение имени Уилли Диксона в зал славы Blues Foundation в 1980 году.

Время бежало. Старела гвардия блюзмэнов, многие покидали сей бренный мир, многие нищали и становились никому не нужны. Все течет, все меняется, Былые кумиры ниспровергнуты, но продолжают жить. Чтобы хоть как-то их содержать, Диксон задумал создать Blues Heaven Foundation. Часть своих авторских гонораров он отчислял в фонд, который выплачивал пособия престарелым блюзовикам, организовывал уроки блюза и выплачивал стипендии юным и молодым дарованиям.

На излете 80-х Уилли записал свой последний альбом Hidden Charms, получивший Грэмми, и уже навсегда ушел на покой, прекратив гастрольную деятельность и лишь изредка давая клубные концерты в Чикаго.

Он ушел из жизни в 1992 году, будучи 77-летним стариком...

Закончилась жизнь, продолжается распродажа. Таков удел артиста. Таков принцип шоу-бизнеса. И еше не одно поколение будет слушать и петь его песни, еще не одно поколение вспомнит огромного Уилли Диксона, который навсегда остался Блюзом.

Станислав МАЛЯРЧУК (JAZZ-KBAДPAT №5'2005)