piter-m.ru

Мало кто может похвастаться, что видел Вячеслава Бутусова улыбающимся. «Для меня музыка - вообще тяжелый труд: мне всегда было сложно выходить на сцену и общаться с большим количеством народа», - не устает жаловаться экс-лидер «Наутилуса».

- Одна из ваших прежних жалоб - что не сделали очень важных вещей в жизни: не построил дома, не посадил дерево, не родил сына...

- Да, было дело. Один из пунктов я выполнил. Может быть, и главный. Потому что родить сына - эта такая вещь, которая от нас не зависит. Посадить дерево - тут было бы желание! Даниил, мой сын, ему год и шесть. А вообще у меня уже четверо детей.

- Вы сами стали взрослым?

- Нет. И ничего не могу с этим поделать. Все, что могу испытать, - это безответственность. Я просто парусник... Сдувает меня. Я не наивный человек, придуриваюсь, но иногда я в таком восторге пребываю! Я ничего не сделал, а все говорят: нет, сделал! Чего такого сделал? Объясни!

- Ну, как? Вы – классик рока все-таки.

- Ага, классик. Чайковский... Стравинский... Для классика я чересчур не публичен. И часто из-за этого попадаю в неловкие ситуации. Особенно, когда знакомлюсь с новыми людьми: мой зажим вызывает ответную реакцию у других. А уж сцена меня окончательно закрепощает.

- То есть вы поете и не получаете никакого удовольствия? Получается, что вы обманываете публику?

- Бывает, что и не получаю. Но обмана здесь нет, песни-то я искренне пишу. Для меня идеальна ситуация художника - тебя никто не видит, и ты никого. И народ смотрит на картины, а не на твою мрачную физиономию. Я ведь хотел заняться живописью, да понял, что таланта маловато.

- А хоть кто-то видит вас веселым?

- Настоящий я, наверное, дома, с семьей. Прихожу домой, там дети. Вот тут-то я уже веселюсь и хулиганю, как мальчишка. Моя младшая дочь Софья только и делает, что непрерывно смешит меня.

«Такой я и есть внутри - надутый. Меня тут как-то попрекнули: ну хватит уже тебе быть нелюдимым. И мне так стыдно стало... Настолько точно сказано! Как укол: больно, но полезно».

- Несколько лет назад вы говорили, что живете по домострою и что женщина должна знать свое место - на кухне! Сменили позицию?

- Все, что я говорил несколько лет назад - сплошные штампы. Конечно, я так не думаю. Если не делать половины того, что желает моя жена, быт бы просто полетел в тартарары. Могу сказать, что 90 процентов всей жизненной нагрузки лежит на плечах женщины.

- Вы как-то заявили, что вам открылось новое звучание песни «Я хочу быть с тобой». Религиозный смысл.

- Это скорее пижонство. Да, я иногда говорю какие-то вещи, но ведь применительно к ситуации! А не вообще... Но вот вы сейчас напомнили, и я сразу как будто в микроскоп посмотрел... и увидел, что действительно, я по-другому стал на эту песню смотреть! Я перестал над ней глумиться. Вместо того чтобы всю жизнь благодарить судьбу за то, что со мной произошло, я глумился! Я считал, что я корявый. И все остальное корявое. Я уродовал все, что происходило со мной. Причем, уродовал непонятно для чего и для кого, никому это не нужно было!

- Как никому не нужно? Люди же слушали вас...

- Нет, мне тогда казалось, что если группа Led Zeppelin существует, то по сравнению с ней все, что мы делаем, убого. У меня было неблагодарное отношение к тому, что происходило. Я не видел в своих песнях того, что видели другие. Мне казалась мелкой околомузыкальная деятельность.

- А теперь?

- Я в разные моменты отношусь к разным вещам по-разному. Я тогда вообще не понимал, о чем это песня! Я не внушал никакой подтекст - ни себе, ни другим. Мне просто нравилась песня. Для меня это было наитие: ты чувствуешь, что это близко, и ты хочешь, чтобы это было рядом с тобой. Меня мучила эта песня, могу тебе сказать. Долго. Нет, я не то чтобы не понимал, и не старался понять, просто жил интуицией. Меня мучила эта песня в том смысле, что это, конечно, танго.

- Чем плохо?

- Ну, тогда в Свердловске было строго: либо музыка - кабак, либо хард-рок. Жестко. И ничего промежуточного.

- А это куда отнесли?

- Кабак. Я и не спорил...

- А «Гуд бай Америка»?

- Здесь не обошлось без курьеза. Она была написана как добавка к альбому, в котором по контракту полагалось тридцать минут звучания, а у нас было только двадцать пять. И мы быстренько записали эту песню буквально под шарманку - синтезатор, который взяли в ближайшем ресторане. На нее нужно тыкнуть пальцем, задать тональность, и она сама играет. Вокал пришлось записывать дома, ночью, навесив вокруг одеяла и одежды для звукоизоляции. Для меня успех этой композиции - загадка и по сей день.

- А вы угадываете песни, которые станут хитами?

- Если говорить о хитах с коммерческой точки зрения, то в последнее время попадание песни в число хитов не более, чем случайность. На радио и хит-парадах композицию отбирают - часто, по непонятным принципам, подгоняют ее под популярный формат, вырезают части композиции, добавляют необходимые составляющие и посредством разных манипуляций вдалбливают в сознание людей.

- Константин Кинчев очень открыто в песнях говорит о своей вере. Вы не пробовали пойти по его пути?

- Это его путь. Это для него естественно. У него нет конфликта с таким родом деятельности. Он видит свое призвание именно в таком творчестве. Я пытался так делать, но у меня так не получается. Может быть это потому, что к Косте осознание своей веры пришло раньше, чем ко мне.

- Как вы относитесь к современному рок движению и к тем людям, которые к нему принадлежат? Что изменилось в этом движении с течением времени?

- Изменились, пожалуй, качество и масштаб действия. В мое время рок-движение сопровождалось бумом, культом, а сейчас рок встает в потребительский ряд. Поэтому «Опопселый» рок становится одноразовым продуктом, скажем, как лапша «Доширак».

- Почему вы выбрали именно православие среди множества других христианских конфессий?

- Я объездил много стран, много чем был поражен, но я чувствую, что православие это религия, при помощи которой могу спастись лично я. Кроме того, православие обладает той строгостью, аскетизмом, которой часто не хватает мне лично. Мне кажется, что все основные истины в Православии четко сформулированы и понятны.

- Вы по-настоящему церковный человек? Вы приступаете ли вы к таинствам Церкви?

- Конечно, обязательно. Но отмечу, что впервые исповедоваться и причаститься – это был для меня сложный вопрос, мне тяжело было переломить себя, я постоянно находил причины, отговорки чтобы не идти на исповедь. Это борьба долго продолжалась.

Семен ЖУРБА. № 33 (139), 13 сентября 2007