rollingstone.ru

Томми Рамон

Под конец мая, когда Пол Маккартни отменил или перенес 12 шоу своего мирового тура «Out There» - соблюдая рекомендации докторов взять паузу и отдохнуть после госпитализации с таинственным вирусом в Токио - многие поклонники не на шутку обеспокоились. Но не сам Маккартни. «Люди мне говорят: «О, это для тебя, должно быть, ужасно». Ну, на самом деле нет», - сообщил 72-х летний бывший «битл» Rolling Stone. «Никто и никогда не советовал мне отдохнуть! Это было как школьные каникулы или вроде того. И я подумал: Ну что ж, я могу это попробовать».

Маккартни говорит, что вынужденный перерыв в туре помог ему продвинуться во всех тех делах, которые были отложены или затруднены из-за насыщенного гастрольного графика. «Я просто сидел и делал это все у себя дома в Англии, - рассказывает Пол, - У моего зятя был сценарий фильма, и теперь образовалось вполне достаточно времени, чтобы прочитать его. Я начал понемногу. Погода стояла прекрасная, так что все было круто. А затем я пошел в свою студию и записал кое-какую музыку, которую я мог бы и не записывать, некоторые экспериментальные номера. Это было действительно хорошим музыкальным пробуждением, и все это заставило меня чувствовать себя лучше».

Днем позже его триумфального возвращения на сцену в Олбани, штат Нью-Йорк, Маккартни позвонил RS для пространного часового разговора. Он рассказал о том, как провел освободившееся от гастролей время - в том числе и о тех самых студийных экспериментах и о поездке на Ибицу вместе со своей женой Нэнси Шевелл - и поделился воспоминаниями о том, как он посещал рок-концерты в Ливерпуле в 50-х, будучи еще мальчишкой, в чем люди ошибались насчет Джона Леннона и о многом другом.

Расскажите нам подробнее о музыке, которую вы недавно записали.

У меня есть студия, примерно в 20 минутах от того места, где я живу, и иногда я прихожу туда и работаю на своем компьютере. Хотя на самом деле я не очень секу в компьютерах, есть музыкальная программа, в которой я работаю уже долгие годы, под названием Cubase. Это невероятно захватывающе - я просто сижу тут по 6 часов, пока кто-нибудь не толкнет меня и скажет: «Иди домой уже». Обычно я работаю в ней над оркестровыми аранжировками, но однажды кто-то мне сказал: «Знаешь что? Технически это вовсе не программа для оркестровок. Она больше годится для поп-музыки». Поэтому как-то, когда я был ничем особо не занят, я открыл программу и решил: «Отлично. Начну-ка я делать танцевальный трек или что-нибудь типа того».

Также у меня есть секвенсор, которым я решил снова воспользоваться после стольких лет. Я записал альбом «McCartney II» (в 1980 году), на котором экспериментировал с синтезаторами и секвенсорами: они как раз тогда только стали появляться. И я хотел ко всему этому вернуться, но прежде для этого у меня никогда не было достаточно времени. Так что, теперь я углубился в Cubase. Все было здорово. Я задал ритм на секвенсоре, синхронизировал его с компом, добавил немного барабанов оттуда, перегнал это все в Pro Tools, и потом как-то все это забросил - потому что делал это просто так.

За неделю я сделал еще пару треков, и это вновь разбудило мои вкусовые музыкальные рецепторы. И эти вещи мне действительно понравились. Это были просто два маленьких странноватых номера, инструменталы. Первый из них был своего рода навеян Африкой, и я дал ему рабочее название «Mombasa». Второй был побыстрее, его я назвал «Botswana». Хорошая выдалась тогда неделя. Забавно, что я разговаривал с Джо Уолшем обо всем этом, и он сказал: «Ага, мужик, это лучше всего - когда что-то рождается просто от нефиг делать, ни для чего и вообще чистый эксперимент, - тогда ты и получаешь от этого больше всего веселья. Это вообще лучше всего для души, такие вот штуки». И я согласился. Это как будто бы освободило меня.

Вы стали слушать больше танцевальной музыки в эти дни?

Ты знаешь, я слушаю ее по радио. И еще, у меня есть друг, который уже несколько лет записывает для меня сборники из танцевальных треков и новых релизов. И я слушаю их, когда готовлю еду, или в машине, - и просто смотрю, что меня заинтересует, и кто что вообще делает. Например, у меня может оказаться трек вроде «Happy» Фаррелла намного раньше, чем он завоюет сцену, и я могу подумать: «О, это цепляющая штука! Видимо, она станет хитом». Я слышу многое из танцевальной музыки именно подобным образом.

Как ни странно, одна часть программы моего вынужденного отдыха была тоже связана с этим; я сказал Нэнси, «Эй, мы можем отправиться в отпуск! Реальный отпуск, чтобы куда-нибудь уехать». Так что мы свалили на Ибицу. Естественно, что танцевальная музыка там звучит практически везде. Мы не ходили специально по клубам, но их там предостаточно. Это просто у них висит в воздухе. В доме, который мы арендовали, не было хорошей стереосистемы, так что я сказал - «Слушайте, мы же на Ибице. Мне в самом деле надо раздобыть тут приличную звуковую систему». Я нашел правильных парней, и они пришли и принесли мне действительно классную маленькую стереосистему. И мы уже, такие: «Мы могли бы арендовать этот дом на 600 человек на один вечер и замутить рэйв». (Смеется) Мы этого не сделали, конечно, но там я проигрывал музыку, которую записал тогда в студии, и все это звучало очень к месту.

У вас нет планов вернуться в студию и записать больше вещей?

Вообще-то да, у меня тут много песен, которые я написал, и некоторые из них я должен буду закончить. Нет никаких определенных сроков, но подсознательно я буду стремиться к тому, чтобы освободить несколько месяцев для записи, - вероятно, в первую очередь тех песен, которые уже почти готовы, и выяснить сейчас, каким образом я хочу их записать и что я вообще хочу с ними сделать. Но я еще не запланировал, когда буду работать с ними в студии. Это будет развлечением на будущее.

Сейчас вы вернулись в тур, который продлится еще больше года. Что вас поддерживает в этом движении?

Ну, просто я всегда помнил, как я ходил на концерты, когда был ребенком. Это было как бы еще во времена «пре-пре-пре-Битлз». Я просто был маленьким мальчиком в Ливерпуле, денег у меня не было, и я должен был долго копить их. Было в самом деле здорово, если концерт мне нравился - и действительно расстраивало, если нет. Так что я понимаю, в первую очередь, что люди платят за выступления. Совершенно не обязательно делать каждый раз одно и то же, но в любом случае нужно выступить феерично. Чтоб это было как вечеринка. Это должно быть как фиеста или вроде того - чтобы потом каждый шел домой и думал: «Да, я совершенно не жалею, что потратил эти деньги». Вот это и есть философия, которая стоит за всем, что я делаю.

Одним из самых первых концертов, на которые я пошел, было выступление Била Хэйли. Я был таким юным, ходил еще в шортиках - мне было 13 или около того. Рок-н-ролл тогда как раз только появлялся в Ливерпуле, и я был в восторге от всего происходящего. Я скопил денег, купил билет и отправился в Liverpool Odeon - и вся первая половина концерта вовсе не была выступлением Билла Хэйли! На сцене играл совсем другой парень, кто, как я узнал годами позже, был его промоутером, и у него была своя группа. Заметьте, во второй половине шоу, когда Билл начал из-за кулис «One, two, three o' clock, four o'clock rock», и затем сыграл «Rock Around the Clock», вещь, что почти породила рок-н-ролл - окей, вот это было восхитительно. Занавес открылся, и там были они в этих своих сумасшедших клетчатых пиджаках. Это того стоило. Но я всегда был зол насчет этого разогрева, думая, что меня надули. И еще, я однажды купил пластинку Литл Ричарда, где на всем альбоме ему принадлежал всего один трек. Все остальное оказалось записью Бака Рэма с его оркестром.

Так что, мы всегда очень хорошо осознавали все это (будучи в Beatles). Я помню, как разговаривал с Филом Спектором в те ранние дни. Фил тогда говорил нам: «Вы, ребята, слишком растрачиваетесь. У вас есть сторона «А» сингла, и вы зачем-то помещаете еще одну хорошую песню на сторону «В»!» Тогда речь шла о песне под названием «Sally Go Round the Roses», это ранняя вещь, и на вторую сторону должны были поставить «Sing Along With Sally Go Round the Roses» - просто ее же инструментал, без вокала. И мы ему сказали: «Фил, ты не можешь так поступить. Они же деньги за это заплатят. Мы бы на их месте чувствовали себя обманутыми». А он говорит: «Не, вы это можете сделать. Это круто». Но это было фактически политикой Beatles - помещать не менее серьезную песню на сторону «В», - и именно таким образом вы получили «Strawberry Fields» с «Penny Lane», и люди до сих пор об этом говорят. Это было решающим фактором успеха Beatles, я считаю. Всегда была убийственная вторая сторона, про которую часто думали, что она была такой же хорошей, или даже еще лучше, чем сторона «А». И все это происходило из того же понимания, что нужно давать реальное качество за деньги, то, что однажды Джордж Мартин назвал «VFM» («value for money»).

Прошлым вечером вы немного изменили свой сет, сыграв «On My Way to Work» со своего последнего альбома, даже не предупредив об этом свою группу. Вам никогда не хотелось бы пойти еще дальше, просто порвать этот сет-лист к чертям и играть все что вам захочется?

Да мы иногда делаем такое, просто чисто для удовольствия. Но у нас это происходит не так как у Phish, знаешь ли. Конечно же, есть определенная часть аудитории, которой хотелось бы, чтобы мы это делали, но я должен все-таки немного осознавать, что кому-то из людей здесь такое не понравилось бы. Прошлым вечером на шоу я сказал: «Я знаю, что вы думаете о новых песнях». Потому что, когда мы играем старые вещи - «And I Love Her», к примеру - я вижу, как все телефоны взвиваются в воздух над толпой. И ты видишь все эти маленькие огоньки, динь-динь-динь-динь-динь, как в Диснейленде. Почему вы достаете свой телефон? «Потому что у меня эта песня в давних фаворитах». Реальность такова. Идет ли речь о моем шоу, или о концерте Билла Хэйли, - я не хочу обманывать тех людей. Так что мы мешаем новое со старым, время от времени, но в основном надеемся, что доставили удовольствие самым разным частям аудитории.

Но люди спрашивают: «Чувак, почему это все тебя вообще заботит?» Кому-то вроде Боба Дилана вообще не обязательно париться об этом - он просто сделает все как захочет, и это круто. Я говорю: «Да - но у меня есть все эти воспоминания, которые преследуют меня, обо всех этих концертах, на которые я ходил, и о пластинках, что я купил». Я не хочу, чтобы люди в моей аудитории думали: «Эй, мы пришли послушать большие хиты, а ты сыграл нам какое-то дерьмо».

Ваш друг Эрик Клэптон недавно сказал, что он подумывает завязать с гастролями. Такая идея когда-нибудь приходила вам в голову?

Само собой, когда ты достигаешь определенного возраста, этот вопрос всплывает. У меня как-то работал менеджер, который предложил мне уйти в отставку, когда мне исполнилось 50. Он сказал: «Знаешь, я не уверен, что это все подходит для пятидесятилетнего парня, продолжать гастролировать». Я думал над этим ровно секунду, и ответ был «Нифига». Когда ты сдашься? Когда прекратишь? Да кто вообще знает? Но в нынешнее время эти рамки раздвинулись. Stones гастролируют сейчас, я иду на их шоу и думаю: «Не имеет значения, что эти мерзавцы стары. Они же великолепно играют». И я говорю с молодыми ребятами, кто считает точно так же: «Они играют хорошо».

Я думаю, что все зависит от принятого решения. Было бы жаль, если бы Эрик отошел от дел, потому что, блин, он реально хорошо играет! Но Эрик, он такой парень. Я прямо вижу, как он говорит: «Я собираюсь выйти на пенсию». Он ведь домосед по существу. Мы об этом раньше говорили. Я помню, что он шутил, как я могу весь концерт отыграть стоя. Говорит, «Я просто сажусь». Но эта штука для блюзменов. Он же играет слишком хорошо. Я бы сказал ему: «Все средства хороши, да хоть сядь, Эрик. Но только не уходи».

Множество людей сыты по горло дорожной жизнью в турах, особенно если дома у вас все в общем-то спокойно и уютно. Но что касается меня, то я хочу все. У меня все более чем в порядке дома, и у меня все замечательно в турах - это уже больше не похоже на тряску в автобусе «грэйхаунд» - и аудитория нас так тепло принимает, с такой хорошей отдачей. Люди меня спрашивают: «Разве ты не устаешь?» Это же трехчасовое шоу, и я каждую секунду провожу на сцене. Я продолжаю думать, что законы логики никто не отменял и я должен действительно уставать - но я лишь активизируюсь. Есть в этом что-то, что дает мне энергию. И после шоу всегда есть выходной день, и это все же больше, чем у нас было когда-то.

Обратите внимание: если посмотреть на сет-лист Beatles, особенно раннего периода, шоу обычно длится где-то полчаса - 35 минут, если мы чувствовали себя отлично, и 25 - если что-то нас раздражало. (Смеется) Вот оно, парень. Я исполнял половину лид-вокала, Джон пел свою половину, - что-то вроде как по 15 минут каждый; далее, Джордж мог делать что-то, Ринго делал свое, то есть, всего даже меньше 15-ти минут. И мы были намного моложе, так что физически это даже не должно было сильно напрягать. Но вещи с тех пор изменились, и я счастлив с тем, что есть. Мне нравится быть с группой. Я люблю играть. Сейчас я играю намного больше лидер-гитары, чем когда-то. Я все еще учусь, и я доволен этим. Я кому-то говорил на следующий день после того, как мы сыграли один из первых гигов, - я даже не уверен, что мы тогда были Beatles, это все еще были Quarrymen - вообще в первый раз, когда я играл с Джоном, так вот, мы играли свой первый гиг в местечке под названием Co-Op Hall, и у меня было ведущее гитарное соло в одной из песен, и когда мой момент настал, я полностью стушевался. И я сыграл самое дерьмовое соло, какое играл когда-либо. И подумал: «Вот и все. Никогда больше не буду играть гитарные соляки». Это оказалось слишком разрушительным для моей нервной системы, ведь это произошло на сцене. Так что на долгие годы я просто превратился в ритм-гитариста и басиста и еще немного играл на пианино, всего понемногу, того и другого и третьего. Но в настоящее время я играю гитарные соло - и это то, что продвигает меня вперед. Я этим наслаждаюсь. Так что да, ответом на твой вопрос «Собираюсь ли я на пенсию?» будет - «Когда я почувствую это». Но не сегодня.

Вы только что выпустили новое видео на свою песню «Early Days», где в припеве поется: «Они не смогут у меня этого отнять, если попытаются/Потому что я пережил эти ранние дни» («They can't take it from me if they tried/I lived through those early days»). О чем вы поете в этих строках?

Ревизионизм. Это все о ревизионизме, на самом деле. Я знаю, что в моей памяти как бы есть «чипы», которые могут меня вернуть в ту реальность, где мы все еще те двое ребят, сидящие в комнате и пытающиеся написать «I Saw Her Standing There» или «One After 909». Я все еще могу видеть это очень явственно, и я могу видеть каждую минуту из того, как мы вместе с Джоном писали песни, играли вместе, записывались вместе. У меня все еще очень живые воспоминания обо всем этом. И непохоже на то, что они блекнут. С тех пор как Джон столь трагически погиб, очень многое было пересмотрено, и очень трудно пойти против этого, потому что ты не можешь просто сказать: «Хорошо, но погоди, чувак. Я это сделал». Потому что потом люди скажут: «Что ж, действительно мило. Он ходит по могиле мертвеца». И ты невольно становишься чувствительным к этому, и уже думаешь: «Знаете что? Забудьте. Я знаю, что я сделал. Множество людей знают. Джон знает. Может, мне просто стоит плюнуть на это и перестать об этом беспокоиться». Но должно было пройти какое-то время, чтобы к этому прийти.

Я знаю, что моя память все еще в порядке, и эти люди не могут знать и судить, как я говорю в последних строчках песни, «потому что их там не было». Я думаю, вы найдете такое у большинства групп, но в случае Beatles это еще хуже, чем с остальными. Например, один раз я был на отдыхе, и на пляже мне встретилась маленькая девочка, такая типичная американка. И она говорит: «Привет! Я только что изучала Beatles в школе, в специальном классе». «Ничего себе, здорово!» - ответил я. И подумал: «Будет круто, если я ей расскажу какую-нибудь маленькую «инсайдерскую» историю». И вот я все продолжал рассказывать ей, как что-то там произошло, в самом деле забавный эпизод, - как вдруг она так смотрит на меня, и говорит: «Нет, это неправда. Мы же проходили это в Beatles appreciation class». И я, такой: «Ох, итить». Без вариантов, чувак! Им это сейчас преподают в школах.

Когда Сэм Тэйлор снимала свой фильм («Nowhere Boy», «Стать Джоном Ленноном»), она разослала всем сценарий, и мы много обо всем это беседовали. Она очень хороший друг. И я ей говорю: «Слушай, Сэм, это все было не так. Джон в действительности вообще никогда не ездил на крыше двухэтажного автобуса». А она ответила: «Да, но это ведь классная сцена». Я имею в виду, к примеру, персонаж Мими, тети Джона, о чем я тогда говорил Сэм, - «Она в реальности совсем не была такой, как в сценарии. Она там описывается как очень резкая, злая старая ведьма, которой она никогда в жизни не была». Она была просто женщиной, на которую легла ответственность за воспитание Джона Леннона, и это было делом непростым, знаешь ли? Она старалась делать все лучшее, на что была способна. Она была в своем роде строгой - но всегда как бы с подмигиванием одним глазом, с усмешкой. И я сказал: «Мне случалось там бывать, я писал песни вместе с Джоном, и с Мими не было никаких проблем. Тебе бы надо поправить это в сценарии». И Сэм внесла кое-какие изменения, но в конце концов мы согласились, что это не докьюментари - это фильм, так что она добавила туда какие-то свои соображения, которых не было в истории. Как, например, то, что самая первая песня, которую мы совместно написали с Джоном, «In Spite of All the Danger», являлась одой его матери. На самом деле это не так, но в фильме это отлично работает. Я помню сам процесс, то время и все обстоятельства вокруг этого: мы написали ее вместе. Песня вовсе не явилась результатом какой-то давящей тоски. Мы просто копировали американских исполнителей, которых тогда слушали, их приемы и штуки. Американские песни были об опасности, вот почему мы ввернули это и в нашу. Но в фильме Сэм эта вещь сработала наилучшим образом, представ там как баллада охваченного тоской парня.

Возвращаясь к первоначальной теме - это все вещи такого рода, которые могут случиться в фильме; но все эти книги, которые написаны о значении наших песен, как «Revolution in the Head», например, - я ведь прочитал ее из-за всего этого. Это разновидность туалетного чтива, хорошая такая книга, чтобы в нее окунуться. И вот я полистал ее, и встретил там следующее: «Маккартни написал это в ответ на едкую ленноновскую такую-то вещь», тут я возмутился: «Да это же не так!». Но ведь это войдет в историю. Эта книга уже известна как авторитетный труд, и мне остается только согласиться: ну хорошо, хорошо, окей. Но ведь это факт из моей жизни. Такие факты тиражируются и становятся своего рода частью музыкальной истории Beatles. Их уже миллионы, и я-то уж точно знаю, что многие из них являются неправдой.

Я представляю, как вас это должно разочаровывать.

Ну, когда-то разочаровывало. Я преодолел это. Все окей. «Early Days» дает об этом поверхностное представление, но главное в ней то, что это песня о воспоминаниях. Это я, вспоминающий, как мы шли вниз по улице, одетые в черное, с гитарами за спиной. Я могу точно назвать эту улицу. Это было место, называемое Менлав-авеню. (Пауза) Кто-то сразу же увидит в этом нечто значительное: Пол и Джон на Менлав-авеню... Ну, давайте. Это то, что всегда бывает с Beatles. Все связанное с ними имеет грeбанное значение, знаешь? Что на самом деле в порядке вещей - но когда ты был частью той реальности, оно таким не казалось. Это было больше похоже на нормальную жизнь.

Автор текста: Саймон Возник-Левинсон. 20 Июля 2014