rollingstone.ru

Брюс Спрингстин и Том Морелло на концерте в Сиднее, Австралия / © www.rollingstone.com

Гитарист Rage Against The Machine Том Морелло впервые сыграл с Брюсом Спрингстином и The E Street Band в калифорнийском Анахайме в 2008 году. «Это был первый раз, который я могу с ходу вспомнить, когда концерт не мог продолжаться, - говорит менеджер Спрингстина, Джон Ландау. - То, что он сделал на «The Ghost Of Tom Joad», было очень неожиданно и необычно. Брюс обычно быстро переходит к следующей песне, но тут он не смог этого сделать, потому что аплодисменты не утихали».

Это было началом тесной дружбы и музыкального партнерства между Спрингстином и Морелло, которые достигли кульминации в прошлом году, когда гитарист RATM заменил Стивена Ван Зандта в австралийском туре Спрингстина. Они записывали новые треки в перерывах между шоу, и Морелло продолжил работать над новым материалом, когда тур закончился и Ван Зандт вернулся в группу. Мы поговорили с гитаристом о процессе записи «High Hopes» где Морелло играет на восьми песнях.

Давай вернемся к самому началу. Как ты впервые узнал, что Брюс хочет, чтобы ты играл на гитаре в его австралийском туре?

Это было довольно давно, но кажется, мне позвонил Джон Ландау. Я был очень взволнован, а затем и напуган мыслью, что я должен немедленно выучить 600 песен Брюса Спрингстина. (Смеется) Я знал, что манера Брюса составлять сет-лист всегда держит всех в напряжении. Побывав на таком количестве концертов Спрингстина, я подумал: «Ох, черт возьми. Если я буду проводить на сцене по три с половиной часа в день, это может быть непросто». Так и оказалось. Но это было здорово.

Как ты готовился?

Брюс дал мне список из пятидесяти песен, и сразу скажу, что разучивать новую музыку никогда не было моей сильной стороной. (Смеется) Мне это никогда особо не удавалось. Есть гитаристы, похожие на музыкальные автоматы. Я не один из них. У меня был список из пятидесяти песен и три месяца до начала тура. Я взялся за дело и начал их разучивать. Это был вызов и новый важный опыт. Я проник внутрь песен Брюса и понял, как они устроены.

Было ли когда-нибудь так, что Брюс называл на сцене песню, которую ты не знал?

О, чувак! Эти пятьдесят песен были только для первого шоу! (Смеется) У меня было три месяца, чтобы разучить пятьдесят песен, а перед вторым шоу он написал мне названия еще семи. У меня было на них около часа и сорока пяти минут. А на следующий день добавились еще несколько. Иногда он принимает заявки у аудитории. Люди писали эти записки. В конце концов я просто расслабился. Насколько я помню, в этом австралийском туре было десять концертов. Всего мы сыграли семьдесят восемь песен. Я думаю, мне из них удались семьдесят семь.

Что ты запорол?

Есть песня под названием «The Detroit Medley» («Детройтское поппури»), которую я не знал. Когда он вытащил записку, моей первой мыслью было: «Попурри из чего?» Тогда я стал вести себя слишком дерзко и был за это наказан, потому что когда все перешли ко второй песне, которая была в другой тональности, я какое-то время блаженно продолжал рубить в старой.

Наверняка стоять на сцене с этими ребятами и играть соло из «Jungleland» было чем-то невероятным.

О, да! Наверное, самым сильным опытом была нисходящая мелодия из «Born To Run». Мы с Брюсом стояли рядом друг с другом и рубили это перед слушателями... Я открыл для себя Брюса, когда мне было за двадцать. Я не вырос на нем, но когда я его для себя открыл, я окунулся в него с головой. Все кассеты, которые я слушал, когда переехал из Иллинойса в Калифорнию, были альбомами Брюса Спрингстина, и когда я обнаружил себя на сцене в Брисбене играющим «Badlands», это было что-то нереальное.

Когда начались разговоры о новом альбоме Спрингстина, на котором ты будешь играть?

Я никогда не слышал таких разговоров. Перед туром мне послали песню «American Skin (41 Shots)», чтобы я записал для нее гитарную партию. Я сделал это в моей домашней студии, и Брюсу, кажется, очень понравилось то, что получилось. Тогда они послали мне еще пару песен, чтобы я попробовал сделать для них соло. За день до того как поехать в Австралию, мы записали «The Ghost Of Tom Joad» в Лос-Анджелесе. Там были я, Макс (Вайнберг, - прим. RS) и Рон Аниелло. Мы просто сделали основные дорожки для этой песни, и я спел мой куплет. Но затем эти сессии просто продолжали происходить (смеется), без какой-либо идеи о том, для чего это все нужно. Я просто думал: «Брюс всегда записывает музыку». Так что я был страшно рад, что меня попросили в этом поучаствовать. Я был просто в восторге. Однажды вечером в Брисбене я получил сообщение: «Привет, ты можешь прийти в студию завтра в полдень?» Я ответил: «Хорошо, (смеется) что мы будем делать?» И меня отправили в одну студию, где я сыграл на некотором количестве треков. Были какие-то вещи, на которых я уже играл до этого и куда Брюс хотел добавить мое соло, определенным образом его направив. А затем вся группа отправилась в студию, чтобы записать «High Hopes», которая стала непременным элементом сет-листа для этого тура. Так же как «Just Like Fire Would».

Но Рон Аниелло не был с вами в туре, так ведь?

Нет. В Австралии материал записывал Ник Дидиа.

Сколько студий вы использовали в Австралии?

Всего две. В Брисбене я записывался один. А потом вся группа записала эти песни живьем в студии в Сиднее. Это заняло всего один день. Не факт даже, что что-нибудь записывали повторно.

Вся группа была в студии?

Да. Бэк-вокал, духовая секция... Все.

Вы продолжаете записываться теперь, после окончания тура?

Да. Песни продолжали приходить, и я продолжал над ними работать. После возвращения я работал над несколькими треками в Лос-Анджелесе.

Говорил ли тебе Брюс в какой-то момент, что все идет хорошо, что он собирается сделать из этого альбом?

У меня сложилось впечатление, когда мы были в Австралии, что это все сходится к чему-то, что потом может быть выпущено как единое целое. Казалось, что Брюсу действительно нравится то что мы записывали и как это звучало. Это довольно эклектичная смесь из каверов, старых песен и студийных ауттейков. Для него это весьма необычный способ работать над альбомом. Для меня это выглядит как своего рода история. Хотя процесс написания песен был довольно эклектичным, я воспринимаю альбом как единое целое. Для меня большая честь быть частью альбома Брюса Спрингстина. Я играл на «Wrecking Ball», но здесь я играю больше и пою. В том числе дуэтом. Я не могу думать о другом случае, когда приглашенный музыкант поет целый куплет в песне Спрингстина, хотя Мишель Мур прочитала бридж в «Rocky Ground». Тем не менее, это большая честь. И я не просто люблю песни Брюса Спрингстина. Я большой поклонник Брюса. Для меня огромная честь так с ним сотрудничать, и я никогда не смог бы даже мечтать о том, чтобы мне предложили сыграть на гитаре в его песнях. Но я был счастлив сделать это, дружище.

Сколько времени вы провели в студии после окончания тура?

Были еще несколько сессий, по крайней мере два или три раза в Лос-Анджелесе, и еще до Австралии я работал над материалом в моей домашней студии. И после этого я еще пару раз ходил в разные студии.

Ты знал эти кавер-версии перед туром? Ты знал «High Hopes»?

В декабре 2012 года я ехал по Лос-Анджелесу и слушал E Street Radio на SiriusXM. Заиграла «High Hopes», я слышал ее раньше, но тогда вспомнил о том, какой это мощный джем. Я думал, что, может быть, интересно это сыграть. В результате в середине ночи я написал Брюсу: «Что ты думаешь о «High Hopes» для своего нового проекта?» Он включил ее в свой сет-лист. У нее был мощный потенциал. Мне показалось, что тамошний рифф очень в моем стиле, и я подумал, что будет здорово как следует ее раскачать.

Интересно, что у «The Ghost Of Tom Joad» оказалась такая долгая загробная жизнь. Это был заглавный трек к альбому, который вышел почти двадцать лет назад.

Ну, я думаю, что это одна из лучших песен Брюса. То, как там рассказывается история, - это очень мощный протест против социальной несправедливости. Песня рассказывает очень человеческую историю, и музыкальное сопровождение к ней вызывает в памяти очень разные аспекты борьбы за социальную справедливость. Там есть элемент жалобной баллады, которая воспринимается как плач. А потом начинается мощный рок-номер, который воспринимается как угроза.

«American Skin (41 Shots)» явно получила новое значение после смерти Трэйвона Мартина.

Конечно, несомненно. Эта песня для меня была самой сложной. Кроме того, она была первой, за которую я взялся. Обычно я начинаю возиться с песней, понемногу ее меняю, пытаюсь ухватить вдохновение, а затем понять, понравится она людям или нет. Но эту песню мне никак не удавалось собрать в единое целое. Я возвращался к ней несколько раз, и я рад, что это сделал, потому что в конце концов мне действительно понравилось то, как удались соло и ритм-партия. Но для меня это была тяжелая работа. Мне пришлось по-настоящему поработать над ней.

Ты планируешь играть эти песни на предстоящем туре?

Я надеюсь на это. Это хорошие песни.

Теперь, когда Стив вернулся, в группе очень много гитаристов. Как вы собираетесь делить партии?

Ну, я лучше это пойму, когда начнутся репетиции в Кейптауне. Перед этим я буду работать над бэк-каталогом.

Как вы думаете, тур будет продолжаться до конца года?

Понятия не имею. Спросите Брюса. Я знаю только, что будет что-то в южном полушарии.

Но ты готов будешь сыграть еще на нескольких концертах?

Еще не пришел такой день, когда я сказал «нет» Брюсу Спрингстину, который просит ему подыграть!

Если вернуться к 1992 году. Представь себе, как трудно было бы тогда объяснить кому-то все это.

Что ты имеешь в виду?

Брюс был в низшей точке в своей карьеры, а RATM были на волне, и ваша музыка так сильно отличалась от всего, он делал. Представь себе, что тогда кто-то прочел бы в новостях: «Брюс собирается снова собрать The E Street Band, но Стиву Ван Зандту надо будет уехать в Норвегию, чтобы снять телевизионное шоу, которое можно будет посмотреть только через компьютер. На его место Брюс пригласил гитариста из Rage...» Это бы звучало как полное безумие.

Да, это было бы странновато. Но я могу только повторить, что это большая честь. Я сыграл с ними на нескольких концертах, а до поездки в Австралию в прошлом году я сыграл с The E Street Band всего пару песен. Стоять на сцене и видеть вблизи, как Брюс работает, просто невероятно.

Как все они работают! Иногда мне кажется, что Макс Вайнберг вкалывает больше, чем все остальные. Играть на барабанах с такой отдачей в течение трех с половиной часов должно быть невероятно тяжело.

Да. Это действительно три с половиной часа. В баре отеля после одного концерта мы делились опытом. Я сказал: «Концерты Rage Against The Machine были очень тяжелыми, но группа никогда за всю свою историю не играла больше одного часа двадцати минут». Наши концерты могли выматывать сердечно-сосудистую систему, но концерты Брюса стирают в порошок суставы.

Автор текста: Энди Грин