stolica.fm

ЛИХАЧЕВА: Доброе утро, вы слушаете «Финам FM». Меня зовут Елена Лихачева, здравствуйте. Наш сегодняшний гость про свои концерты говорит следующее: «Я вообще не понимаю и терпеть не могу это словосочетание «отработать концерт». Что значит – отработать концерт? Я на сцене не работаю, я на сцене живу». Я могу засвидетельствовать: он действительно живет на сцене. Например, когда его группа отмечала свое пятнадцатилетие – это происходило пять лет примерно назад в клубе «Апельсин» – честно вам скажу: для меня это одно из самых сильных музыкальных впечатлений, которое осталось со мной до сих пор. У нас сегодня в гостях номер один блюзовый музыкант у нас в стране Сергей Воронов. Сергей, доброе утро.

ВОРОНОВ: Доброе утро, Елена. Доброе утро всем нашим слушателям.

ЛИХАЧЕВА: Давайте для начала рубрику «Статус».

СТАТУС: Сергей Воронов, гитарист, вокалист, автор песен, участник групп «Crossroadz», «Галерея», «Группа Стаса Намина», «Лига Блюза», «Неприкасаемые».

КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ: Начинал музыкальную карьеру с выступлений в любительских группах. В 79-м участвует в совместном проекте с Николаем Арутюновым. Через два года начинает играть в группе «Галерея». В 86-м входит в состав легендарной группы Стаса Намина «Цветы», с которой гастролирует вместе с Кенни Логинс, с Питером Гэбриэлом, Литл Стивеном и Лу Ридом. В 88-м совместно с Николаем Арутюновым вновь воссоздает группу «Лига Блюза». Покинув группу, Сергей Воронов продолжает работать как сессионный музыкант, гастролируя с популярными российскими рок-группами, такими как «Бригада С» и «СВ». В апреле 90-го создает группу «Crossroadz», которая становится хедлайнером российского блюза, а Сергей Воронов – блюзменом номер один в странах СНГ.

ЛИХАЧЕВА: Еще раз доброе утро. Спасибо, что вы к нам сегодня пришли. Я так понимаю, для блюзового музыканта это маленький подвиг – подняться в 8 утра и куда-то приехать по зимней пока еще, несмотря на март, Москве.

ВОРОНОВ: Бывает, что подвиг, а бывает, что я просто ночью не сплю, примерно часов в шесть – в полседьмого понимаю, что уже не засну, я просто встаю и что-то там, иду гулять, летом катаюсь на велосипеде – в общем, нахожу себе дело. Один раз пытался погладить рубашки. Получилось отвратительно.

ЛИХАЧЕВА: Зато, по-моему, как раз после этого опыта получился диск, о котором мы сегодня с вами будем говорить в том числе?

Сергей Воронов

ВОРОНОВ: Нет, не диск получился. Название вылезло.

ЛИХАЧЕВА: Название, да. Песни-то вообще-то были созданы за последние 20 лет, то есть, есть и старые. Сольника у вас до этого не случалось, как ни странно: такая большая и длинная карьера, а сольный альбом у Сергея Воронова почему-то вышел в первый раз. Но зато там собраны, наверное, с вашей точки зрения самые лучшие песни, причем не только в блюзовом стиле – и фанк, и фолк, и регги у вас там.

ВОРОНОВ: Ну да, слово карьера – это из серии отработать концерт.

ЛИХАЧЕВА: Ладно, вычеркиваем.

ВОРОНОВ: На самом деле, не то, что лучшие песни – у меня еще осталось на пару сольных дисков этих вещей. Я просто все, что записывал в течение 20 лет сначала на кассетник обычный, на «колбасу» такую двухкассетную. Там одну кассету ставишь, пишешь гитару и мычишь какие-то слова, потом ставишь вторую кассету, на нее записывается то, что на первой кассете и еще микрофон записываешь типа какой-то соляк, что-то такое. То есть, там были такие песни. Потом уже в компьютеры перешел. С трудом. Сначала я говорил, что это не мое, но потом получилось, что это удобно. А, нет, потом еще была портостудия кассетная, там четыре дорожки писалось – там тоже много было записано. Потом компьютер, и когда я стал скачивать в компьютер с этих кассет с компактных (там их 100, наверное, с лишним), я отобрал из них, скажем, с моей точки зрения то, из чего можно сделать песни, и скачал в отдельные файлы какие-то, и там их тоже получилось 100, наверное, или больше, этих кусочков. И потом уже я отослал, когда мы решили, что будем сотрудничать с Крисом Кимси, я ему отослал болванок тридцать, из них было выбрано 14 вещей.

ЛИХАЧЕВА: То есть, вообще-то право выбора принадлежало продюсеру «Duran Duran», «INXS», кого он еще продюсировал?

ВОРОНОВ: «Rolling Stones»

ЛИХАЧЕВА: «Rolling Stones», конечно же. Он продюсировал «Rolling Stones», довольно известный человек.

ВОРОНОВ: Питер Тош, Питер Фремптон, «Emerson, Lake & Palmer», «Ten Years After», и так далее. Там четыре страницы у него послужной список.

ЛИХАЧЕВА: Да, отличный продюсер. И выбирал он. То есть, из всего предложенного многообразия, из того, что предложили вы, выбирал окончательно все-таки он, да?

ВОРОНОВ: Да.

ЛИХАЧЕВА: Вот теперь мы имеем 14 композиций, как мы уже упомянули, название было придумано, когда чуть ли, наверное, не в первый раз в жизни Сергей гладил себе рубашки. Потом сфотографировал себя…

ВОРОНОВ: Да я был тогда одинок.

ЛИХАЧЕВА: Небольшой период времени, когда вы были одиноки; пришлось сделать это самому. Потом сфотографировали себя.

ВОРОНОВ: Да, совершенно простое дело. У меня, кстати, две фотографии в одном телефоне, прямо с мобильным телефоном, в смысле, с утюгом в руках я себя сфотографировал на вытянутой руке. И потом поехал куда-то к кому-то, не помню, зачем-то. А, к моему товарищу и партнеру, кстати, по пластинке Аркадию Большакову. И он человек занятой, и я там сидел минут двадцать, ждал в приемной. И я нашел в телефоне, что там ест редактор фотографий. Я начал что-то редактировать, и сделал такую кровожадную фотографию: человек с утюгом, такой убийца, типа Фредди Крюгера, только у того была бензопила, или что там у него было, не помню – ножницы, руки – не помню. И утюг по-английски iron, да? И я сделал, уже пришел домой, в Photoshop сделал: Iron, Irony, и подумал – название фильма хорошего, такого horror.

Сергей Воронов

ЛИХАЧЕВА: Да-да-да, триллера какого-нибудь.

ВОРОНОВ: И просто написал «Irony» таким кровавым, с такими кровавыми следами, получилось красиво очень. И просто так Крису отослал. Просто – мы же дружили, мы уже записали все, мы очень подружились в процессе. Мы познакомились с ним здесь, в Москве, когда он был, когда ое продюсировал «Моральный кодекс» во МХАТе. И сразу нашли миллион общих друзей, естественно, и просто стали списываться, и когда встал вопрос о том, кто бы… Аркадий говорит: «Найди лучшего продюсера». Я говорю: «Есть такой». Вот, в итоге я ему отослал эту фотографию, он говорит: «Отличное название!» Я говорю: «Какое название? Название чего?»

ЛИХАЧЕВА: А он подумал, что вы ему…

ВОРОНОВ: Да, да. Я говорю: «Какое название?» «Для пластинки». Я говорю: «Да это я просто в шутку тебе прислал, чтоб настроение поднять».

ЛИХАЧЕВА: Нет, на самом деле, правда, очень запоминающееся, отлично получилось. Iron – утюг, irony – действительно, ирония, это то, что присуще вам, помимо талантов, наверное. может быть, в первую очередь.

ВОРОНОВ: Без иронии вообще искусства не может быть. Самоиронии в первую очередь.

ЛИХАЧЕВА: Да. Вот так и получился этот альбом, с которого мы давайте сейчас послушаем последнюю композицию. Кстати, она знаменита тем, что в ней принимал участие знаменитейший Гэри Мур. А вообще, на этом альбоме не только он принял участие, в записи этого альбома. Записывался он в Лондоне. Перечислите, пожалуйста, тех замечательных музыкантов, которые помимо Гэри Мура принимали участие.

ВОРОНОВ: Состав, который, опять же, Крис подыскал. Это такой профессиональнейший… как сказать… по-английски называется sideman. Есть frontman, а есть sideman – тот, кто подыгрывает. Это такие профессиональные сессионные, в том числе сессионные и концертные музыканты, которые играли кто с Родом Стюартом, кто с Тиной Тернер, кто с «Black Crowes», кто с Аланис Моррисетт – в общем, там долго перечислять. Опять же, это Джерри Михан на бас-гитаре, Джефф Дагмор на барабанах, Робин Ле Мюрзье на гитаре, Хэл Линдс из «Dire Straits», гитарист бывший, на гитаре, на клавишах – Ричард Коусон – тот, который органные партии играет, на пианино – Падди Милнер, очень интересный джазово-блюзовый пианист. Потом, были очень хорошие бэки – черные, естественно, бэки: бэки должны быть черными. В Москве с этим тяжеловато, к сожалению. Но, тем не менее…

ЛИХАЧЕВА: Ничего, все впереди.

ВОРОНОВ: Это Хейзел Фернандес, Эррол Рейд и… Это мужчина. Там было две девушки и один парень. И Беверли Браун. Беверли Браун, как выяснилось потом, когда мы уже стали общаться, дружить, ходить обедать вместе все, всей толпой в перерывах – она приезжала с «UB40» в Москву, когда ей было 15 лет.

ЛИХАЧЕВА: Давайте мы послушаем песню, потом продолжим разговор об альбоме, о всех тех людях, которые принимали участие в записи этого альбома, о тех людях, которые давали деньги на этот альбом, вы упомянули уже Аркадия Большакова, О продюсере обязательно поговорим. Для начала песня «Running» – это номер 14 с альбома «Irony» Сергея Воронова, первого сольного альбома за его долгую жизнь на сцене и в студии. Слово «карьера» вычеркиваем. Пожалуйста.

(Звучит песня «Running»)

ЛИХАЧЕВА: И снова доброе утро. Только что в нашем эфире песня под названием «Running» – это номер 14 с последнего сольного альбома Сергей Воронова. Сергей Воронов у нас сегодня в гостях. Мистер блюз, если говорить о нашей стране. Доброе утро еще раз.

ВОРОНОВ: Еще раз доброе утро.

ЛИХАЧЕВА: Еще раз доброе утро. В этой песне не только вы принимали участие в записи, но и Гэри Мур. Правда ли, или это, может быть, некоторые преувеличения и легенды, что Гэри Мур вообще ни копеечки не взял, а просто так: «Ну, проставишься»?

ВОРОНОВ: Абсолютная правда. Я тоже был очень удивлен. Мы подружились как-то очень быстро с ним, и опять же, Крис нас познакомил, потому что мы закончили основную фазу записи, когда вся группа играла- мы играли живьем все вместе с вышеперечисленными музыкантами, то есть всю основную историю. Потом я уже приехал второй раз дописывать голоса и соло-гитару кое-где. Кое-где сольные партии вошли прямо в диск, которые были сыграны на сессии на первой. Мы закончили в Studio One, в первой студии большой, где все это пишется, и туда заехал как раз Гэри Мур. И Крис меня с ним познакомил, и мы стали общаться, ходили вместе обедать постоянно в такой паб небольшой, рядышком который был. И я подумал, не спросить ли…

ЛИХАЧЕВА: Дай предложу!

ВОРОНОВ: И я спросил. Он после обеда говорит: «Давай послушаем сначала, что за музыка». Он пришел, очень внимательно послушал, очень серьезно…

ЛИХАЧЕВА: Что вы чувствовали, когда он слушал? Волновались вообще, или как?

ВОРОНОВ: Я слушал, и я подумал, что мы с Крисом сделали ошибку, что поставили ему эту песню с моим черновым соло. Я подумал, надо было ставить без соло сразу – я подумал, что его это может обломать. Там просто черновое соло было, примерно что-то, где оно будет и так далее, только для ориентира, там не было записано чистового варианта. И он послушал, и сказал: «Если, то завтра» очень серьезно, и ушел. Я подумал: ну, наверное, обломался. Мы с Крисом: «Обломался, наверное». И на следующий день Крис говорит: «Ну, давай часа в два приходи», потому что мы допоздна обычно – до часу, до двух там торчали с Крисом. И я пришел… Что-то я куда-то поехал в город, там с кем-то встретиться, звоню ему и говорю: «Я буду чуть попозже». Он говорит: «Ничего-ничего, нормально, у нас время есть». И я пришел в три, вошел и смотрю – выходит Гэри Мур. Я говорю: «Здорово, здорово», он говорит: «Слушай, заходи ко мне, послушай, я там свел одну вещь, тебе понравится». И ушел к себе в студию. Я захожу к Крису, на него смотрю, он говорит: «Три дубля есть».

Сергей Воронов

ЛИХАЧЕВА: Ничего себе. То есть, он три разных соло наиграл, да?
ВОРОНОВ: Он три разных наиграл, да. На моей гитаре, которую я благополучно в прошлом году потерял, забыл в машине, в частнике.

ЛИХАЧЕВА: Ничего себе, вот это потеря.

ВОРОНОВ: На Gibson.

ЛИХАЧЕВА: У меня такой вопрос. Сейчас мы прервемся буквально на одну минуту, у нас впереди рекламная пауза, а потом я хотела бы вам такой вопросик задать: там действительно в этой песне есть такая фраза: «Как бы мне найти ответы, есть такие вопросы, хочу найти ответы». Мне бы хотелось у вас спросить: есть ли у вас какие-нибудь вопросы в жизни, на которые очень-очень сильно хотелось бы найти ответы, а пока вот не находится? А вы все еще ищете. Может быть, есть какой-то один, главный, вопрос, а может быть, несколько? Давайте вот с этого и начнем после рекламной паузы. Я еще раз представлю нашего сегодняшнего гостя. Я не знаю, есть ли нужда представлять – но так, на всякий случай. Гитарист, лидер «Crossroadz» Сергей Воронов в программе «Они сделали это!» Через минуту мы вернемся.

ЛИХАЧЕВА: И снова доброе утро. Давайте начнем со следующего вопроса: есть ли у Сергея Воронова вопрос, на который он ищет ответ и не может найти, а очень хочется? Может быть, таких вопросов несколько?

ВОРОНОВ: Эти вопросы, скорее, на подсознательном уровне всегда существуют, поэтому человек всю жизнь отвечать на них. Я так думаю. Я имею в виду, не каждый человек – я могу говорить только за себя. Вопросы часто вставали у меня – например, был период, когда я пытался начать писать по-русски тексты. В итоге я перестал писать на английском и не научился писать на русском. Но все впереди еще, поэтому жизнь…

ЛИХАЧЕВА: Вы не оставляете попытки? Может быть, вы еще будете по-русски писать?

ВОРОНОВ: Нет, у меня стихи отдельно какие-то появляются, но они никак не вписываются ни по стилистике, ни по ритмике в то, что я пишу музыкально.

ЛИХАЧЕВА: Может быть, вам опубликовать их в бумажном варианте просто?

ВОРОНОВ: У меня изначально музыка идет всегда. Изначально музыка, потом я начинаю под нее что-то напевать, и выходит какая-то фраза, из которой, как с «Diamond Rain» – утром я проснулся, сидел на кухне с этой колбасой двухкассетной, и что-то такое «ля-ля-ля, diamond rain». Почему diamond rain? Откуда? Не потому, что я думал, как бы мне написать песню про diamond rain – бриллиантовый дождь. Почему он, с чем он связан, никто еще не знал тогда. Я сам не знал.

ЛИХАЧЕВА: Вот так рождаются легенды. Встал себе утром, откуда-то, не пойми откуда раз – и все.

ВОРОНОВ: У меня так получается. А потом уже я прочитал, кстати, интервью с моим любимым человеком Китом Ричардсом, любимым музыкантом, и как человек он просто совершенно уникальный, уникальный персонаж. Он потом, через много лет еще, хотя я уже после этого с ним познакомился. Я, кстати, начал писать «Diamond Rain», сидя на кухне – это был 88-й год. И в этот же год я с ним познакомился.

ЛИХАЧЕВА: И в этот же год он подарил вам гитару? Ну, все об этом знают, и уже, честно говоря, как-то неловко упоминать, но ничего, я скажу.

ВОРОНОВ: Короче говоря, он написал интервью, потом я уже прочитал, через несколько лет, что «Я не сочиняю музыку. Я сажусь, беру гитару, выставляю антенны, и оно приходит». Вот то же самое практически, я подписываюсь. Что бы он ни сказал – я могу подписаться под этим. То есть, о мне настолько близок как творец того, что он делает…

ЛИХАЧЕВА: Хорошо, с этим вопросом я поняла. Но может быть, вы к этой теме еще вернетесь. Еще вопрос этот не закрыт. Есть ли еще какие-нибудь вопросы, на которые вы до сих пор ищете ответ? Не обязательно музыкальные.

ВОРОНОВ: А, так вот, и вопрос тогда у меня встал в тот момент как раз. Я был один, без группы, это был 88-й год, и Стас Навин говорит: «Поехали, съездим в Нью-Йорк, сыграем там пару концертов». Чего же не съездить в Нью-Йорк?

ЛИХАЧЕВА: Уж, конечно, 88-й год.

ВОРОНОВ: И у меня был вопрос – может, мне вообще плюнуть на то, что я люблю и делаю, и со Стасом играть или еще с кем-то играть, или вообще пойти переводчиком, или пойти картинки рисовать. То есть, был такой у меня, серьезное было напряжение. И в этом году как раз я познакомился с Ричардсом, и понял, что все нормально, я на правильном пути, я услышал как раз… Он писал как раз тогда свой первый сольный диск, «Talk Is Cheap», и я понял, что это мое, я почувствовал, что это ответ на мой вопрос.

ЛИХАЧЕВА: и с тех пор никаких таких краеугольных, судьбоносных ответов на вопросы вы не искали? Главный вопрос жизни, в принципе, был решен тогда, в 88-м?

ВОРОНОВ: Главный вопрос большой части жизни.

ЛИХАЧЕВА: Давайте мы прервемся на краткие новости. Я представлю нашего сегодняшнего великолепного гостя. Сергей Воронов у нас сегодня в гостях. Если кто вдруг не знает, что очень вряд ли среди наших слушателей, лидер группы «Crossroadz» и вообще человек по блюзу, наверное, главный у нас в стране. Через три минуты мы снова вернемся в студию «Финам FM» и продолжим разговор о его последнем альбоме, одновременно он является и первым сольным альбомом, называется «Irony», послушаем, наверное, еще одну песню с этого альбома. Через три минуты в студии «Финам FM» снова.

ЛИХАЧЕВА: Еще раз доброе утро. У нас сегодня в гостях Сергей Воронов, лидер группы «Crossroadz», которой в этом году исполнилось уже 20 лет. То есть, вы уже 20 лет вместе, причем, заметьте, основной состав группы не менялся на протяжении этих 20 лет вообще? Это такая большая редкость, наверное, это даже уникальность где-то, такого не случалось.

ВОРОНОВ: Не знаю, у меня статистики нет в голове. Но, наверное, редкий случай, да.

ЛИХАЧЕВА: Хорошо. Давайте мы вернемся к альбому, который я сейчас держу в руках. Отлично сделанный альбом, называется «Irony» – это ваш первый сольный диск, последняя ваша работа, записная в Лондоне. Деньги на этот альбом дал господин Большаков, председатель совета директоров инвестиционной компании «Арлан». Я так понимаю, не случилось бы этого диска, если бы не спонсорская помощь?

ВОРОНОВ: Ну, сложно было бы, конечно. Это такие серьезные затраты.

ЛИХАЧЕВА: А он как-то предъявлял какие-то именно к вам требования, что «Я даю деньги, за это…»?

ВОРОНОВ: Нет, требований не было. У нас дружеские отношения, поэтому все было как-то… Здесь единственное, что хочу сразу сказать – что я никогда не ходил и не просил ни у кого денег. Поэтому у нас не так часто случаются диски, всегда кто-то появляется…

ЛИХАЧЕВА: Если кто-то сам пришел, сам дал, да?

ВОРОНОВ: К счастью, много есть людей, которые слушают, с моей точки зрения, нормальную музыку, у которых, с моей точки зрения, хороший вкус, и которые приходят и говорят: «Ребята, ну, давайте, надо же». Вот мы с Аркадием познакомились, он говорит: «Давай сделаем хороший диск с лучшими продюсерами, музыкантами, тра-та-та, тру-ля-ля, чтобы это было, чтобы за отчизну было не стыдно». И мы решили, мы сделали м ним партнерство и поехали в Лондон, договорились с Крисом.

ЛИХАЧЕВА: А продается хорошо?

ВОРОНОВ: Да вроде, ничего. Жалуются люди: на концерты приходят, говорят, что в магазинах нет. Но сейчас должна поступить, я надеюсь, в ближайшее время новая партия в магазины.

ЛИХАЧЕВА: Просто, знаете, сейчас такие ходят всякие разные разговоры по поводу того, что совсем музыкантам стало есть нечего, потому что диски уже совсем не продаются, то есть индустрия уже как-то умирает. Ну, конечно, можно как-то жить клубными концертами, но как-то это все-таки уже не то, и так далее.

ВОРОНОВ: У нас в стране, я думаю, что рок-музыканты никогда не жили за счет дисков.

ЛИХАЧЕВА: Просто потому, что пиратство, да.

ВОРОНОВ: Особенно потому, что у нас, да, а) пиратство, б) у нас такая необъятная страна, что можно долго ездить и что-то играть по разным городам, это всегда всем приносило больше прибыли в нашей стране. У нас же как-то все по-другому.

ЛИХАЧЕВА: Вообще, как вы думаете, блюз в нашей стране будет все более и более популярным? Вот так иногда… У меня нет определенного мнения на этот счет. Иногда мне кажется – да вообще, полтора человека слушает. С другой стороны, придешь в Лефортово – вот последний раз, когда мы там были с отцом – народу много, всем в кайф, всем нравится, и думаешь: «Да нет, вот оно!» Странно, что мы этого не видим на телике и на большинстве радиостанций, но вот оно же вот живое, вот живые люди, которые все это хотят.

ВОРОНОВ: Конечно. Просто они хотят, но им не дают.

ЛИХАЧЕВА: Слушайте, а есть молодые музыканты, которые играют музыку, подобную вашей?

ВОРОНОВ: Конечно.

ЛИХАЧЕВА: Есть?

ВОРОНОВ: Конечно.

ЛИХАЧЕВА: У меня такое было ощущение, что в 90-х довольно много появилось таких групп интересных, некоторые из них продолжают сейчас. Какой-то был прорыв. А сейчас? Я просто уже немножко не в теме. Мне интересно, появляются ли сейчас группы блюзового направления?

ВОРОНОВ: Появляются. Не столь часто, как в 90-х, конечно, но есть. Те, которые в 90-е начинали, сейчас они, конечно, подросли, и уже нельзя сказать, что это совсем молодые. Но, в принципе, часто мне приносят диски молодые команды.

ЛИХАЧЕВА: Есть кто-нибудь, кто вам понравился?

ВОРОНОВ: В разных городах, причем, играют.

ЛИХАЧЕВА: Если кого-нибудь вспомните – может, назовете, кто вам из современных нравится? Не обязательно уж совсем молодые, может быть, просто из среднего поколения, кто сейчас играет в Москве?

ВОРОНОВ: Ну, вот, в принципе, молодые, в Москве есть такая команда – называется «The Jumping Cats». Владимир Русинов – я помню, он победил как-то много лет назад на конкурсе «Fender».

ЛИХАЧЕВА: Это не там, где девочка на барабанах?

ВОРОНОВ: Там, где девочка на барабанах, все правильно.

ЛИХАЧЕВА: Классная, кстати, такая.

ВОРОНОВ: Да, она очень стильно играет. Они молодцы. С Колей Арутюновым играет Юра гитарист – вот у него команда «Backstage» хорошая очень тоже. Так что, в принципе, есть люди, которые слушают – опять скажу, с моей точки зрения – правильную музыку, и они же ее выдают. Сергей Виноградов – есть такой гитарист – очень талантливый. В общем-то, есть, конечно, люди.

ЛИХАЧЕВА: То есть, у вас нет такого ощущения. что вы в каком-то загоне, что что-то как-то вы не в тренде?

ВОРОНОВ: Такое ощущение есть всегда, оно всегда было. Это то самое ощущение, которое позволяло иногда как-то сомневаться с точки зрения головы, что…

ЛИХАЧЕВА: Тем ли я занимаюсь? В этом смысле?

ВОРОНОВ: В этом смысле в том числе. Ведь то, что модно, написать можно левой рукой легко.

ЛИХАЧЕВА: Да. Приемчики известны.

ВОРОНОВ: Приемчики известны, текст понятно, о чем. и сколько раз надо повторить куплет, и в какой тональности желательно, и в какой ритмике – это все, в общем, не так сложно. И соблазна такого настоящего не было. Один раз был соблазн в шутку это сделать очень хорошо, но потом что-то времени не было. И выдать под каким-нибудь другим именем просто, чтобы посмотреть, как это будет происходить. А что эта музыка в загоне – конечно, она в загоне. Это примерно как… Какая у нас демократия, такое и отношение и в музыкальной демократии нашей страны, потому что весь шоу-бизнес у нас построен на быстром обогащении. То есть, берется молодой музыкант с улицы, его одевают, красят, если это девочка. Мальчиков тоже красят, правда, неважно. Пару лет его используют, потом пропадает человек.

ЛИХАЧЕВА: Ну, вообще, странно, мне кажется. Сейчас самое платежеспособное население – это в основном, как ни крути, мужчины в возрасте примерно 40 лет. То есть, в принципе, по моим наблюдениям, довольно состоятельные мужчины в возрасте 40 лет очень часто любят именно такую музыку.

ВОРОНОВ: Согласен. Но они не в шоу-бизнесе.

ЛИХАЧЕВА: Странно, что не находятся продюсеры, которые не могут просечь этот тренд и не начать на этом зарабатывать, в хорошем смысле слова. И таким образом продвинуть…

ВОРОНОВ: Им и без того хватает, зачем? Вот в чем еще проблема: продюсер не будет связываться с взрослым человеком, который знает, что он хочет.

ЛИХАЧЕВА: А, с ним сложнее, конечно.

ВОРОНОВ: С ним сложнее, тут проблемы будут, тут все время будут стычки, и делиться надо будет больше, опять же. А тут взял мальчика, который, скажем…

ЛИХАЧЕВА: Смотрит тебе в рот.

ВОРОНОВ: Вот тебе три рубля, зато тебя по телику завтра покажут. И ты скажешь: конечно, проблем нет никаких.

ЛИХАЧЕВА: Любой каприз за ваши деньги сразу же.

ВОРОНОВ: Конечно, это быстро, это прибыльно и, в общем, это конвейер.

ЛИХАЧЕВА: Хорошо.

ВОРОНОВ: Не зря они сами себя назвали фабрикой, потому что тут…

ЛИХАЧЕВА: Да мне кажется, это уже как-то в прошлом уже, сейчас как-то уже вроде на что-то другое вроде, нет?

ВОРОНОВ: Но все равно подсадили на евро-поп еще в советское время, когда показывали «Модного Токаря» постоянно и итальянскую эстраду – вот все, что было.

ЛИХАЧЕВА: Мне кажется, еще в 70-х подсадили на «Баккару», на «Boney M», и до сих пор вот это…

ВОРОНОВ: Ну да. На все, под что пляшут, подсадили. Потом в перестройку из хороших сторон перестройки – это было то, что по телевизору и по радио было масса рок-музыки разной. В том числе даже, я помню, я ходил на «Первый канал», была передача, «Джем» называлась, я там играл на гитаре живьем. Сейчас это нереально, сейчас скажут: «Как это?»

ЛИХАЧЕВА: Сейчас не только на гитаре живьем, сейчас вообще в принципе живьем где бы то ни было – почти нереально.

ВОРОНОВ: Ну, да.

ЛИХАЧЕВА: Сергей, можно такой вопрос…

ВОРОНОВ: Не то, чтобы я жаловался. Нет, я не жалуюсь, я просто констатирую факт.

ЛИХАЧЕВА: Ну, вы не из тех людей, которые будут жаловаться. У меня вот такой вопрос: не связано ли то, что у вас в последнем вашем сольном диске, на «Irony», то, что у вас здесь не чистый все-таки блюз, вообще-то, да?

ВОРОНОВ: Нет, а я разную музыку слушаю и люблю.

ЛИХАЧЕВА: Да-да-да. Вот это не сдача позиций в каком-то смысле? Может быть, какая-то сдача позиций тому же самому Кимси, продюсеру этому знаменитому?

ВОРОНОВ: Нет, абсолютно. Там в основном были песни, там было минимум блюза. Там один был минорный блюз, мы его начали писать, уже тоже записали болванку, когда все были вместе в студии. А потом выяснилось, когда уже музыканты разъехались, что к пятнадцатой песне гитара – под конец сполз строй, а это была national такая, старая американская гитара, такая, знаете, из металла, со специфическим звуком, и такую было найти уже невозможно в тот момент, и мы эту песню похерили. Я не стремился к тому, чтобы сделать блюзовый диск, просто это…

ЛИХАЧЕВА: То есть, все-таки впечатление мейнстримовского он оставляет немного, да?

ВОРОНОВ: Ну да, он даже, я скажу хуже: это называется…

ЛИХАЧЕВА: Аккуратнее. Матом не ругаемся в эфире.

ВОРОНОВ: Нет, это называется MOR.

ЛИХАЧЕВА: Расшифруйте, пожалуйста.

ВОРОНОВ: Это аббревиатура по-английски Middle Of the Road. То есть, здесь нет стиля определенного. Это где-то и там, и сям, поэтому здесь… Потому что это разные…

ЛИХАЧЕВА: Хорошая музыка для приличных людей, да?

ВОРОНОВ: В разные периоды писалась. Я не знаю, насколько она хорошая. Мне нравится.

ЛИХАЧЕВА: Хорошая, нам тоже нравится. Давайте, кстати, послушаем еще одну песню. «La boheme» она называется. Номер 4 с альбома «Irony» Сергея Воронова.

(Звучит песня «La boheme»)

ЛИХАЧЕВА: Сергей Воронов, лидер группы «Crossroadz». Еще раз доброе утро, Сергей. Спасибо за то, что вы к нам сегодня пришли.

ВОРОНОВ: Доброе утро. Спасибо, что пригласили.

ЛИХАЧЕВА: Вы наверняка не только от меня слышали, что вы производите такое резко нездешнее впечатление. То есть, вот совсем.

ВОРОНОВ: Вы имеете в виду утром? В студии?

ЛИХАЧЕВА: Мало того, что вы похожи очень на Сальвадора Дали – вам, наверное, об этом говорили уже тоже, да?

ВОРОНОВ: Бывало.

ЛИХАЧЕВА: Да, особенно вот эти вот усики, загнутые вверх. Но это не только из-за, скажем, усиков. Вы вообще просто какой-то нездешний. Вероятнее всего, из-за того, что выросли вы, вообще-то, не здесь? У вас детство в Германии прошло. Хоть и в ГДР, но, тем не менее, совсем другой бэкграунд был.

ВОРОНОВ: Да, тяжелое детство прошло.

ЛИХАЧЕВА: Да ладно. У меня тоже детство прошло в Германии, в Карл-Маркс-Штадте, так что вы мне не рассказывайте. Я знаю, что там детство просто прекрасное: жвачки, все эти бубль-гумы, и так далее, в изобилии. Прекраснейшее детство там у советских детей проходило. Возвращение, может быть, не совсем такое, как… Такое, знаете, приземление, а вообще было хорошо, да? Вам тоже было хорошо там?

ВОРОНОВ: Да, мне было абсолютно… Мне было естественно там, потому что я уехал, когда мне было 6 лет от роду, туда, а вернулся, когда мне было 16 лет.

ЛИХАЧЕВА: А вот возвращение было естественным?

ВОРОНОВ: Нет, это было как будто дерево вырвали с корнем и пересадили в другую бочку или в другую землю. Было тяжело, конечно. То есть, не то, что…

ЛИХАЧЕВА: Вы свободно говорите на немецком?

ВОРОНОВ: Да, до сих пор пока еще меня немцы не вычисляют.

ЛИХАЧЕВА: Не идентифицируют с чем-либо…

ВОРОНОВ: Что я не немец. Запас слов, конечно, тает, потому что практики мало, практически никакой почти. Последние годы как-то меньше и меньше. Я в Берлине не был уже лет пять. Обычно раз в три года туда ездил, сейчас как-то времени не было. И поэтому…

ЛИХАЧЕВА: И когда вы приехали…

ВОРОНОВ: Я приехал… Дело том, что у меня есть такая особенность организма: я живу в своем мире, и, в общем, как-то, как, знаете, на сыр колпак ставят – вот в таком колпаке каком-то я живу. Не то, что я закрытый человек – наоборот, просто у меня какие-то стенки, которые предохраняют от всяких вещей, которые мне не нравятся, они отсеиваются. Поэтому адаптация была, с одной стороны, сложная, с другой стороны, не такой болезненной, как могла бы быть, если бы я реагировал на все с каким-то ужасом. То есть, мне даже было как-то… Было много нового для меня, поэтому это было интересно: стоять в очередях по три часа, справа, слева стоят; сдавать бутылки, тары нет – все вот это. То есть, меня это развлекало в какой-то степени.

ЛИХАЧЕВА: Ну да, в 16 лет, наверное, это развлекает, да.

ВОРОНОВ: Да, когда тебе 16 лет – нет особых проблем. Хотя я говорю, что все изменилось, потому что у меня очень много друзей там осталось, и там все было под рукой, там все было в реальном времени. Вышел какой-то диск Джонни Винтера того же самого…

ЛИХАЧЕВА: Да, тут же пошел в магазин, купил.

ВОРОНОВ: Нет, в магазине в ГДР нельзя было купить, но можно было попросить кого-то…

ЛИХАЧЕВА: Нельзя разве? Не было?

ВОРОНОВ: Сразу нет. На фирме «Amiga» выпускали иногда какие-то…

ЛИХАЧЕВА: Лицензионные какие-то выпускали.

ВОРОНОВ: Выпускали, но не сразу. Но половина класса жила в Западном Берлине. Поэтому проблем не было, все это ходило по рукам. С первого класса я помню, как я ездил в школу в автобусе, первый класс – это 68-й год, соответственно, и я сел впереди, а на задних сиденьях сидели старшие ребята. И там все время ходили диски по рукам – какие-то большие пластинки, я не знал, что это, про что это. И потом довольно… Не знаю, к третьему, к четвертому классу стал интересоваться, что это вообще. И, кроме того, была куча радиостанций…

ЛИХАЧЕВА: В свободном доступе, да.

ВОРОНОВ: В свободном доступе.

ЛИХАЧЕВА: В более-менее свободном.

ВОРОНОВ: В абсолютно свободном доступе.

ЛИХАЧЕВА: Абсолютно, да?

ВОРОНОВ: Да, там не глушилось ничего. Тогда было три западногерманских программы по телевидению. Поэтому это все было доступно.

ЛИХАЧЕВА: Вы тогда уже играли?

ВОРОНОВ: Нет, я где-то лет в одиннадцать начал пытаться.

ЛИХАЧЕВА: А ваши родители – папа у вас журналист, а мама?

ВОРОНОВ: Тоже.

ЛИХАЧЕВА: Тоже журналист? А они нормально к этому относились?

ВОРОНОВ: Нормально.

ЛИХАЧЕВА: Просто я так могу себе представить, когда советские родители, в любом случае…

ВОРОНОВ: Нет, они были нормальными людьми, они слушали Бернеса, мой брат, например, увлекался Высоцким. Родители слушали Бернеса, Окуджава у нас дома бывал. У нас перебывали все артисты, которые приезжали в Берлин, всех театров страны, все писатели. Потому что отец поэт еще к тому же был, блокадный поэт. Расул Гамзатов с ним дружил, у нас часто дома бывал, мы даже с ним выпивали уже когда мне лет пятнадцать было, мне разрешали выпивать по рюмке. Нет, у меня очень демократичные были родители. В основном мама, конечно, была демократичной, папа…

ЛИХАЧЕВА: Построже.

ВОРОНОВ: Построже был, но, тем не менее, тоже не давил. Он, конечно, совершенно не мог себе представить и не хотел бы себе представить, что я стал музыкантом. Да и это было… Ну, я играю на гитаре, я помню, еще когда я слишком стал увлекаться гитарой, как-то отец заподозрил неладное и мне сказал, что дядя Боря в посольстве тоже на гитаре хорошо играет и поет, но у него же профессия есть.

ЛИХАЧЕВА: Да, гитарист теперь не профессия, все-таки нужна..

ВОРОНОВ: Да, все-таки у отца было такое предубеждение, что это не может быть профессией.

ЛИХАЧЕВА: Но вы же в итоге поступили, да?

ВОРОНОВ: Я пошел в иняз, да.

ЛИХАЧЕВА: На переводчика.

ВОРОНОВ: На переводчика, да.

ЛИХАЧЕВА: Слушайте, а профессионально, более-менее профессионально музыкой вы стали увлекаться уже когда? Будучи студентом или уже после?

ВОРОНОВ: Нет, конечно, будучи студентом, я приехал в Москву когда , я думал, надо… В школе-то я уже начал играть. Я еще не пел, и, в общем, себя не видел поющим человеком. Я играл на гитаре. Там даже джимовал с какими-то гэдээрошными командами. У меня был первый джим-сейшн, когда мне было 14 лет. И я думал, что мне делать, с кем играть. А играть-то особо… В каком-то институте был ансамбль, как лебедь, рак и щука: один хотел это играть, другой «Deep Purple», а один «Led Zeppelin», а третий «Black Sabbath». В общем, никто не знал, куда идти. И тут мой старый друг Сергей Мцаканов, ныне покойный, к сожалению, меня познакомил с Колей Арутюновым. Это было в 79 году. К моему удивлению, я увидел человека, который абсолютно увлечен тем же самым. Это был после Мцаканова второй человек, который в Москве слушал то, что я слушал, и, слыша это, и любил это. И мы начали репетировать в 79 году, и стали уже играть там, где мы репетировали – в «Керогазе» так называемом – это научно-исследовательский институт нефти и газа, в ДК.

ЛИХАЧЕВА: Оттуда все и пошло?

ВОРОНОВ: Да, там мы начали в 79-м году. И там играли первый… Мы там должны были играть за то, что мы репетируем, как обычно, мы должны были играть на всяких мероприятиях. У меня, кстати, остались черно-белые фотографии: 62-я годовщина Великой октябрьской революции…

ЛИХАЧЕВА: Уже хорошо.

ВОРОНОВ: И мы с Колей на сцене стоим. Очень смешные такие. И мы что-то начали импровизировать, какой-то блюз минорный почему-то, я не знаю. Коля сел за клавиши, а я на гитаре играл. У нас еще был бас-гитарист по кличке Панк, Андрей его звали, потом он свалил и попал в Америку, и барабанщик. Но вот именно эту композицию мы играли вдвоем, это такой медленный блюз минорный, просто инструментальный, импровизировали. Какой-то пьяный персонаж в зале встал и сказал: «Хватит Баха играть», и кинул в нас какой-то веревкой или проводом, не помню, что он там нашел где-то в зале. Подошел к сцене и кинул в нас. В общем, я думаю, что с тех пор ничего в массе не изменилось, то есть, Бах – это плохо в любом случае у нас.

ЛИХАЧЕВА: А как так случилось, что вы после этого взяли и стали играть не совсем блюзовую музыку со Стасом Наминым?

ВОРОНОВ: Мы с Колей расстались в 80-м году, произошла борьба интеллектов…

ЛИХАЧЕВА: А, вы поссорились?

ВОРОНОВ: Ну, не то, что поссорились, но как-то так, что-то не пошло, он хотел одно, я хотел другое – в общем, разную подстилистику. Я больше предпочитал такой классический блюз, а он больше блюз-рок в тот момент. И мы с ним разошлись. А потом у меня был период очень нехороший: у меня стали умирать родственники, друзья, причем я, начиная с 80-го года, хороню людей. Страшно сказать, сколько раз я был на кладбище с тех пор. И мне было, честно говоря, не до этого, я перестал ходить на репетиции – в общем, как-то это само собой рассосалось.

ЛИХАЧЕВА: Наркотики?

ВОРОНОВ: Нет.

ЛИХАЧЕВА: Нет? Слава богу, нет?

ВОРОНОВ: Никаких наркотиков, нет.

ЛИХАЧЕВА: Просто так болезненно по времени?

ВОРОНОВ: Просто тяжело было, время было такое, что мне было не до игры на гитаре. И потом мы в 85-м году, по-моему, встретились со Стасом Наминым у Саши Липницкого на даче.

ЛИХАЧЕВА: Еще один человек, который скоро так же, как Николай Арутюнов, будет у нас вести программу. Буквально скоро-скоро.

ВОРОНОВ: Ну вот, да, Саша был как раз одним из тех счастливых людей, у которых была студия на даче. И туда все приезжали, там джемовали, записывались. И мы играли с Димой Гусевым – был такой парень… Собственно, он есть, дай бог ему здоровья, я просто давно от него ничего не слышал, он в Америке живет сейчас. Он играл на губной гармошке. И я играл на губной гармошке. Больше никто не играл в стране. Ну, на тот момент я не знал никого. И мы с ним сделали такой дуэт: у меня гитара и губная гармошка, а у него просто губная гармошка, и вот мы там нарезали вдвоем с ним. Причем у меня губная гармошка была на проводе от… Как это называется – катушка большая…

ЛИХАЧЕВА: Типа бобины что-то?

ВОРОНОВ: Нет, такая огромная катушка, сейчас их не видать на улицах, раньше они стояли. И там такие силовые были провода.

ЛИХАЧЕВА: А! Как не видать – стоят.

ВОРОНОВ: И внутри них – они были трехфазовые, по-моему – и там внутри алюминиевые прутья были, то есть сам провод был из алюминия Потом, наверное, все это приватизировали, потому что алюминий оказался дорогим очень металлом, а тогда они прямо стояли во дворах почему-то везде, я не знаю, почему они там стояли. Все время что-то рыли, и все время меняли проводку. И мы с Сергеем Мцакановым вышеупомянутым взяли какую-то ножовку и пошли вечером во двор, где стояла катушка, отпилили кусок этого самого. Я себе из этого алюминия сделал бюгель, к которому крепится гармошка, привязал ее изолентой, вот так я мог играть на гитаре и на гармошке одновременно. Потому что тогда, конечно, достать настоящий держак было невозможно. И вот мы так играли с ним. И Стас приехал с группой к Липницкому, мы что-то общались, опять же, джемовали, и он нам с Димой говорит: «Давайте вы будете у меня в концерте играть». Мы говорим: «Ну что, сыграем».

ЛИХАЧЕВА: А вы уже знали, какой стиль Стас Намин поет вообще, в каком стиле? Или вы просто так, наобум согласились?

ВОРОНОВ: Нет, что-то такое…

ЛИХАЧЕВА: Слышали, да?

ВОРОНОВ: Что-то слышали, да.

ЛИХАЧЕВА: Сознательно сказали «да».

ВОРОНОВ: Нет, ну как, на сцене играть, все равно, перед народом.

ЛИХАЧЕВА: Ну, да, да.

ВОРОНОВ: И мы выходили и гнали просто, минут десять гнали что-то там такое на гармошках блюзово-рок-н-рольное. И назвали себя «Дуэт «Гонщики». Мы гнали. В итоге я начал петь.

ЛИХАЧЕВА: Вот кому спасибо-то надо сказать за то, что вы начали петь.

ВОРОНОВ: Да, надо Стасу сказать спасибо, да. И уже я вошел в основной состав, и мы ездили по городам, потом, в 86-м году пришел момент, когда мы поехали в Америку.

ЛИХАЧЕВА: Ну, для вас, наверное, это не было каким-то откровением, да?

ВОРОНОВ: Нет, было, потому что я в западном Берлине-то побывал, когда я был в ГДР. Когда я приехал в Западный Берлин… ГДР казалась такой разноцветной по сравнению с нашей страной. А когда я выехал за стену через шлагбаумы и попал в западный Берлин, мне показалось, ГДР просто серая, вот как этот стол. Потому что там все эти огни, туда-сюда, то, что по телевизору… А, по телевизору я не мог видеть… Или я уже тогда мог видеть цветное? Уже, по-моему, цветное было к этому моменту.

ЛИХАЧЕВА: Я не помню.

ВОРОНОВ: Потому что сначала было черно-белое – я имею в виду, в Берлине, а потом уже… Джимми Хендрикса я видел черно-белого еще. В 69-м году, он еще был живой, и он играл на гитаре зубами. Это был первый, кстати, шок, когда я увидел его. Я маленький был, мне было 8 лет, и я стоял один в комнате, я помню, смотрел и не мог понять, меня что-то настолько поразил, мое воображение. Наверное, это был первый такой толчок, потом сыграл свою роль. И, тем не менее, когда мы летели в Америку, через Лондон мы летели, у нас была остановка в Лондоне, по-моему, на один или два дня, я, пока не пристегнули ремни, пока он не взлетел, я еще не верил, что мы летим в Америку. Все-таки это было как-то серьезно.

ЛИХАЧЕВА: То есть, по сравнению даже с Западным Берлином вот это ощущение первое, когда выходишь из Кеннеди, все равно вышибает сразу, да?

ВОРОНОВ: Нет, вот сам момент, я помню, что когда мы сели уже в самолет, пристегнули ремни, у меня так…

ЛИХАЧЕВА: Сердце.

ВОРОНОВ: Мы еще взлетали, был сильный ветер, нас бросало, я думал: «Сейчас мы…»

ЛИХАЧЕВА: Не долетим.

ВОРОНОВ: Я тогда еще мало летал до этого, я до этого летал раз пять, может быть. А сейчас уже 25 лет – уже самолет, как дом, как автобус.

ЛИХАЧЕВА: Не хотелось остаться там? Вы так удачно там отгастролировали, на самом деле.

ВОРОНОВ: Почему-то нет.

ЛИХАЧЕВА: Почему-то нет? Даже мысли такой не возникло?

ВОРОНОВ: Нет, ну это был один из вопросов, который меня потом уже мучил. Не то, что мучил – он не мучил, но он возникал, что там много друзей – к тому времени, когда он стал возникать, году к 89-му, наверное. Я уже там побывал два раза. Ну, были моменты, были мысли, но в итоге я в 90-м году собрал группу здесь, и уже как-то…

ЛИХАЧЕВА: И все, и с этого момента, когда организовалась уже «Crossroadz», в принципе, этот вопрос уже особо себе не задавали?

ВОРОНОВ: Может, и задавал, о сейчас уже не помню. Нет, может быть, задавал еще.

ЛИХАЧЕВА: Можно про женщин, да?

ВОРОНОВ: Можно про женщин.

ЛИХАЧЕВА: Вот у вас последний этот альбом, «Irony», там практически все про женщин. Я не знаю, по-моему, нет ни одной песни, где бы не про любовь…

ВОРОНОВ: Нет, вот «Running».

ЛИХАЧЕВА: Да, наверное, «Running», кстати.

ВОРОНОВ: «Running» и еще, может быть, «La boheme» не про любовь.

ЛИХАЧЕВА: Вот мы сегодня как раз поставили все те две песни, которые не про любовь. Все остальные, поверьте мне…

ВОРОНОВ: «So many plaсes» не про любовь.

ЛИХАЧЕВА: Ну, тем не менее…

ВОРОНОВ: Все остальные практически не только про любовь, но и про отношения.

ЛИХАЧЕВА: Да, про отношения…

ВОРОНОВ: С некими персонами.

ЛИХАЧЕВА: Да. Персонами женского пола. У вас женщин наверняка же было очень много разных, да? Или нет?

ВОРОНОВ: Они все у меня есть.

ЛИХАЧЕВА: Это как? Вы совсем их не отпускаете?

ВОРОНОВ: Нет, они все в сердце, на полочках на разных.

ЛИХАЧЕВА: А сейчас у вас роман есть?

ВОРОНОВ: Ну, я даже не назвал бы романом, у меня любовь. Это каждый раз всегда любовь. Поэтому я говорю, что все они у меня есть. Мои бывшие жены, за исключением первой, которая в Венгрии, они между собой общаются, дружат. Они подруги, они вместе бывают. Даже у меня был день рождения, пришли две бывшие жены, одна бывшая подруга, моя подруга, с которой мы сейчас вместе. И Мазай сидит, Серега…

ЛИХАЧЕВА: Сергей Мазаев.

ВОРОНОВ: Говорит: «Ну, ты даешь!»

ЛИХАЧЕВА: Собрал гарем.

ВОРОНОВ: «Всех жен собрал, а они друг другу глотки не режут. Вот это ты даешь!» Они нормально сидят, общаются, разговаривают.

ЛИХАЧЕВА: А вы себя при этом хорошо чувствуете?

ВОРОНОВ: Отлично. Очень приятно, что есть близкие родственники.

ЛИХАЧЕВА: У вас двадцатилетний сын?

ВОРОНОВ: Угу.

ЛИХАЧЕВА: А с ним у вас какие отношения?

ВОРОНОВ: Хорошие, отличные.

ЛИХАЧЕВА: Но вы как отец себе нравитесь? Вы хороший?

ВОРОНОВ: Нет, не очень. Я же ушел, когда ему было три года. Я ушел из семьи.

ЛИХАЧЕВА: Вы с ним хорошо? Вы знаете его хорошо? Вот сейчас можете сказать, что «я своего сына знаю»?

ВОРОНОВ: Я своего сына знаю. Конечно. Мы с ним стали общаться… Какое-то время мы с Верой, с его мамой не общались, может быть, год. Нет, ну, я в любом случае появлялся, я не то, что ушел – и все, отрезал. Но с кого-то момента мы просто большие друзья и с ним, и с его мамой.

ЛИХАЧЕВА: Три самые для вас сокровенные, важные для вас вещи, помимо музыки. Вот музыку оставим в стороне, ваше творчество, а помимо этого что еще важно?

ВОРОНОВ: Музыка, конечно, важная вещь, это просто часть меня, это как рука…

ЛИХАЧЕВА: Да, но мы сейчас договорились, что мы оставляем это…

ВОРОНОВ: Но кроме руки есть нога, часть сердца, часть мозга. Ну, конечно, люди. Люди – это, безусловно, самое важное. Любовь – это очень важная вещь. Ну, опять же, это связано с людьми, потому что, скажем, группа «Crossroadz» – у меня самая стойкая семья: 20 лет мы вместе. И нас так много уже объединяет, что как-то глупо расходиться.

ЛИХАЧЕВА: Знаете, я вам на прощание пожелаю, чтобы у вас еще 20, и еще 20 вместе лет вы провели, а также, чтобы все ваши отдельные проекты были такими же успешными, как вот этот диск, который я сейчас держу в руках – ваш сольный диск под названием «Irony». Спасибо вам огромное за то, что вы к нам сегодня приехали. Надеюсь, не в последний раз. Приходите к нам как-нибудь еще, тем более…

ВОРОНОВ: С удовольствием.

ЛИХАЧЕВА: Спасибо. Действительно, надеюсь, вы к нам как-нибудь еще раз придете. Я еще раз представлю нашего сегодняшнего гостя. У нас сегодня в гостях был гитарист, вокалист, автор песен, участник групп «Галерея», «Группа Стаса Намина», «Лига Блюза» – это все в прошлом, а ныне вот уже 20 лет лидер группы «Crossroadz» Сергей Воронов в программе «Они сделали это!» Спасибо.

Март 2010 г.