Guitars Magazine

Конфераньсе: «Леди & джентльмены, поприветствуйте на сцене клуба Iridium легендарного Леса Пола! (аплодисменты)»

Лес: «Спасибо. Хочу рассказать вам про новый альбом. Он вышел в 1935 году. (смех) Мы думаем, что он пойдет неплохо. (смех)»

Так вечером в понедельник в Нью-Йорке начинается полное искрометного юмора и музыки шоу Леса Пола и его трио. Лес играет в Iridium каждый понедельник с 1996 года, а до того он каждый понедельник играл в Fat Tuesday’s c 1984 года до закрытия клуба в 1995 году. Несмотря на то что его пальцы поражены артритом, он по-прежнему играет с артистизмом, изяществом, лиричностью и, да – юмором. Последний хорошо помог ему пройти как через бесчисленные триумфы в его музыкальной карьере, так и немалую толику разочарований в его личной жизни. Невзирая на развод с Мэри Форд в 1963 году, ее смерть в 1971 году, частичную потерю слуха по неосторожности и травму рук, Лес Пол не просто выжил, он живет. В 93 года он глядит в будущее с той же свежестью восприятия и неутолимым любопытством, что породили уникальный список достижений его чрезвычайно насыщенной жизни, финальная музыкальная глава которая сегодня неожиданно завершилась.

***

К чему значимому Вы причастны, но не все об этом в курсе?

Такого найдется немало, но это все зависит от того, как глубоко в историю вы хотите заглянуть. Возьмем, например, динамики. Немногие знают, что я начинал разработку динамиков с Джимом Лэнсингом (основатель JBL). Он был разработчик, а я был на подхвате. Я был приятелем, который подсказывал ему, что не помешало бы динамику для музыкальных инструментов. По правде, я встретился в первый раз с Джимом Лэнсингом в Калифорнии, в 1942 году – я хотел купить один из его динамиков. Тогда он у себя в мастерской делал маленькие, очень качественные динамики, такие, как бывают сегодня. Я сделал роковую ошибку, сказав ему, для чего мне требуется динамик. Я сказал, что собираюсь играть через него на электрогитаре, и он отказался мне его продавать! (смеется). Он сказал: «Я никогда никому не позволю играть на электрогитаре через мои динамики». Вот как непросто это было в давние времена.

Но вообще у меня с Джимом до самой его смерти были прекрасные взаимоотношения. Мы работали упорно и много в его компании (которая позже стала Altec Lansing, а затем JBL). Немногие в курсе, что я так много сделал для динамиков, используемых для гитар. Хотя лично я больше всего горжусь изобретением многодорожечной записи.

Она изменила музыкальный мир.

Да. Помимо многодорожечной записи – электрогитара со сплошным корпусом, реверберация, эхо, задержка – все это было намного более передовым по сравнению с другими вещами, которые я сделал. Такими как фазовая обработка, виброла – в общем, прибамбасами.

Расскажите о разработке электрогитары c Вашем именем.

Гитара с цельным корпусом… Да, это был долгий путь, потому что ей так сильно противостояли и музыканты, и производители. Было сложно убедить их, что доска со струнами была правильным направлением.

Вы знали, что Fender работали над этой же идеей в то же время?

О, да, я задолго знал, что Fender в теме. Лео заходил ко мне в 1947 году и спрашивал, не хочу ли я работать с ним. Причина, по которой Лео ко мне обратился, была в том, что, хотя он верил в идею, ему требовалось известное имя в поддержку и ему казалось, что это будет отличным партнерством. Я не дал согласия, потому что у самого Лео Фендера еще не было имени, и ему только предстояло доказать то, что, на мой взгляд, лучше было делать вместе с самыми крутыми – с Gibson, которые в то время были номером один в мире – ужасно маленьком в то время.

Когда я принес в 1941 году в Gibson свое «бревно», они обозвали всю картину «персонаж с метлой, на которую поставлены датчики» и смеялись надо мной десять лет. Президент Gibson (Морис Берлин) пришел ко мне десятью годами позже и сказал: «Лес, ты в курсе, что мы смеялись над тобой десять лет назад?». Я сказал: «Нет, этого я не знал, но я знал, что вы не купились на идею». Он ответил: «А мы до сих пор не купились!» (смеется). Конечно, они взялись сделать гитару, как я хотел.

Несколько лет спустя, примерно в 1967 году, я позвонил на Gibson и сказал, что хочу вернуться и снова выпускать свою модель гитары. Мистер Берлин сказал: «Странно, что ты позвонил – мы только что продали подразделение электроники Gibson. Gibson отказываются от электрогитар». Я стал его умолять, что за свой счет прилечу в Чикаго, только чтобы убедить его в обратном. Он сказал, что я могу приехать, и что он выслушает меня целиком.

Я отправился в Чикаго, и мы просидели целую ночь, обсуждая факт, что Gibson не должны отказываться от электрогитар, которые вовсе не вымрут после появления синтезатора.

Так в этом была причина их желания уйти из бизнеса электрогитар?

Да, в этом. И Бад Истман с людьми, которые собирались основать журнал Guitar Player, тоже задавались тем же вопросом. Я сказал: «Нет, я верю, что электрогитара не выйдет из моды, а у гитар со сплошным корпусом еще меньше проблем. Несите это знамя».

Вы были правы.

Да, моя правота подтверждается по сей момент, и я сам еще на виду. Как бы то ни было, мы вернулись в Gibson и просто наизнанку вывернулись, чтобы их уговорить. И они сказали: «Ладно, мы попробуем. Мы это сделаем и прислушаемся к тебе. Не позволяй никому сбить тебя с толку, Лес. Гни свою линию». Я сказал, что так и буду.

Они сделали 100 гитар (смеется). Вот как много в них было убеждения! Затем через неделю они сделали 500, а потом 1000, и так вернулись к массовому производству в 1968 году.

Речь идет о тех Les Paul, которые Gibson перестали выпускать в 1961?

Да, они выпускали только SG, которые шли не очень хорошо.

Вы же тоже никогда не были в восторге от SG, не так ли?

Никогда. Я сказал: «Если вы укрепите их в месте стыка грифа и корпуса, можете ставить на них мое имя, а иначе его там не будет». Поэтому они стали выпускать их без моего имени.

Вы в тот момент были в курсе, что музыканты начали искать старые Les Paul?

Все эти Эрики Клэптоны, Джимми Пейджи и Полы Маккартни? Да, был. И это был мой аргумент. Я сказал: «Слушайте, ваш главнейший конкурент это не Fender, а Эрик Клэптон, Джимми Пейдж и им подобные, что рыщут взад- вперед по 48-й улице («музыкальные ряды» в Нью-Йорке») в поисках этих гитар. Мы должны снова производить нашу гитару». Так мы и поступили, и это сработало.

Я слышал, что первые Les Paul 1968 года были на самом деле остатками из 50-х, на которые поставили новые звукосниматели.

Не исключено.

Вам нравятся те более яркие мини-хамбакеры, которые они поставили на Les Paul Deluxe в 1969 году?

Да. Мне они нравятся, они хороши. Хотя кому-то, может, и не нравятся.

Какая разница в конструкции?

Кто-то любит более теплый звук (как у полноразмерного хамбакера), и тогда ты наматываешь больше проволоки. Не важно, просто нужно разнообразие, чтобы удовлетворить клиента.

Чем я очень доволен, так это тем, что наши гитары Gibson и Epiphone постоянно усовершенствуются. Я недавно звонил на Gibson и хвалил их за то, что гитары, которые они делают сейчас, лучшие с тех пор как я с ними. Они становятся все лучше всякий раз, как я в очередной раз ими интересуюсь.

Кстати, об Epiphone, я умолял Gibson их купить. Я также втолковывал предыдущим трем президентам Gibson перевести этот бренд в азиатское производство, чтобы мы могли конкурировать с теми, у кого уже есть такое производство. И сейчас так они и делают. Это исполнило одну мою мечту, чтобы у Gibson была недорогая модель для начинающих, но сделанная так же хорошо, как американские Gibson.

Когда я был ребенком, приходилось отправлять заказ по каталогу, чтобы получить гитару, которая была сделана за два бакса за углом в Ньюарке! Это правда, так мы выкручивались. В 20-х ты получал не гитару, а лук. На ней нельзя было играть, так она была выгнута, и сделана грубо и некачественно.

Как вы думаете, звук электрогитары дошел до предела развития?

Нет. Мы так и не продвинулись дальше того, чтобы намотать клубок проволоки на магнит и поместить его под струны – да, с этим больше ничего не сделать. Я знаю, что найдутся желающие со мной поспорить. Однажды я давал лекцию в ассоциации AES (Audio Engineering Society): «Эй! Грамзапись – это как пахота сохой, черт возьми, вы втыкаете соху в землю, и пытаетесь наковырять запись. Почему бы нам не отбросить эту идею целиком? Выкиньте ее и придумайте новую идею, чтобы все хозяйство помещалось в карман». Теперь у нас есть уже CD, но завтра (интервью 2003 года) уже не будет никаких движущихся частей, и можно будет носить музыку в кармане. Возьмешь что-то типа телефонной карты, вставишь в прибор, и все, никаких моторов. CD c нами уже давно, а предсказал я его 50-60 лет назад.

Теперь я делаю такое же предсказание. Магнит с катушкой надо выбросить в помойку, потому что это неправильный путь. Если ты хочешь сделать радикальные усовершенствования и получить звук, аутентичный тому, как колеблется струна, это неправильный подход. Сейчас мы имеем чудесную роскошь – звукосниматель, который ставится под струны. Двигая его с места на место под струной, ты получаешь различные звуки, но никогда весь пирог – только кусок пирога. А нужен целый пирог. И потом уже ты убираешь из него тот, что не нужен. Это полностью другой подход, что означает, что требуется другой метод усиления звука струны.

Теперь пьезодатчик, он существует дольше всех нас (имеется ввиду кварц как минерал), и теперь его производят. Но и это не исчерпывающее решение. Это хороший способ снять акустический звук инструмента, но хочется большего. А когда ты идешь другим путем с магнитным звукоснимателем, он дает отличный звук, но не весь спектр целиком, потому что размещением звукоснимателя под струнами это сложно получить. Однако это дополняющие друг друга звуки.

Теперь вернемся в день, когда я затеял идею электрогитары. Одной из проблем, с которой я столкнулся, было, например, то, что один скрипач сказал: «Мне это не нравится. Это не звучит, как акустическая гитара». Да, но нам не обязательно нужен или желателен этот звук. Возьмем, например, стил- гитару, с ее тембром и сустейном. Мы никогда не получим это при помощи акустической гитары и отбитого горла бутылки (смеется). Но если захочется действительно старомодного блюза, она даст как раз то, что никогда не получить при помощи электрогитары. В этом причина того, что приходится иметь больше одной гитары.

Вы сами работаете над этим вопросом?

О, да, всю мою жизнь (смеется).

Есть какие-то проблески?

Нет, недостаточно. (смеется) Недостаточно, чтобы шарахнуть на весь мир! О, как я думаю над этим, как бьюсь. Я говорю себе: «Надо сделать то, то и то – давай, вперед, Лестер». Я до сих пор этого не получил, но могу сидеть и проповедовать на эту тему, потому что я чертовски уверен, что вы не задали бы этот вопрос, если бы он не был актуален.

Это тот вопрос, что нужно задать именно Вам.

Вы знаете, все сводится к звуку. Я не могу выразить, насколько звук выделяет тебя среди всех остальных. Если я наткнусь на что-то, крутя ручку радио, я скажу: «Эй, это Бенни Гудман». Его стиль и весь его подход к инструменту уникален, плюс тот факт, что у него есть фирменный звук. Поэтому относительно моей игры на гитаре, то, к чему я рвусь сильнее всего, это индивидуальный звук, который будет отличать меня от кого угодно другого. Это то, что можно сделать с электрогитарой сейчас, но невозможно было сделать во времена Джима Лэнсинга, когда у тебя не было всей палитры.

Много-много лет назад я сказал: «Смотри, на электрогитаре все звучат похоже. Что я могу сделать, чтобы не звучать так, как остальные?». Для начала ты должен обеспечить качественное усиление, а это было не так просто получить с барахлом, которое помещалось в маленькие кофры. Много лет назад, когда мне надо было играть в чикагском Loop, я сказал: «Слушай, это же кошмар, когда ты входишь в дверь, а за ней видишь огромный танцевальный зал, на который ты должен играть через крошечный динамик. Вот с чем мы должны разобраться». Сегодня мы, наконец, поумнели. Мы входим с этим маленьким ящичком, но подключаем его к местной системе звукоусиления. У них есть эти большие колонки, а нам самим они уже не нужны.

Что меня убивает, это то, что наш басист приходит работать с таким комбиком, с каким бы я постеснялся быть застигнутым врасплох! Я спросил: «Что это?»

А он ответил: «Это мой басовый комбик». Там было десять жалких ватт! (смеется). Когда это проходит через порталы звук уже большой.

У Вас определенно узнаваемый звук гитары.

Вы знаете, что мне однажды сказал Грейди Мартин? Я в семидесятых записывал альбомы с Четом Эткинсом. Грейди был за пультом. Он вышел и сказал: «Эй, Лес, я хочу купить гитару, на которой ты играешь. Я никогда не слышал такого звука и я хочу эту гитару. Я дам тебе за эту гитару $5000». Я ответил: «Не продается». А он: «Хорошо, тогда я ее украду». (смеется). Я сказал: «Не думаю, что ты можешь украсть этот звук, Грейди!».

Видя, как Вы играете, удивляешься энтузиазму, который Вы до сих пор испытываете к гитаре несмотря на все эти годы.

Я думаю, что круче энтузиазма то, что ты просто чертовски зол на то, что не можешь укротить эту штуку! (смеется). Гитара безусловно одна из самых больших радостей в моей жизни – настолько она важна. Но при этом она настолько ускользающая – как только ты решишь, что целиком ее контролируешь, появляется кто-то, кто играет на ней по-новому. Это постоянный поиск.

Знаете, гитара просто чудесный инструмент. Она все – бармен, психотерапевт, жена… Все сразу, но ускользающее. Вот она, и ты хочешь ее покорить, но сам знаешь, что это почти невозможно.

Если ты играешь медиатором – есть определенные вещи, которые ты уже не можешь сделать пальцами. Если ты играешь пальцами, есть вещи, которые ты уже не сыграешь медиатором на сцене.

Если у меня на сцене виден энтузиазм, это само по себе, потому что я об этом даже не догадываюсь. Я просто выхожу и отрываюсь.

Вы считаете, что до сих пор чему-то учитесь на гитаре?

Да, постоянно. Теперь я учусь больше, чем когда-либо, потому что у меня пальцы не двигаются из-за артрита. Мне приходится учиться играть по-другому, но я на это не жалуюсь. Физические ограничения заставляют тебя больше думать. Теперь я размышляю так: «Ну, у меня есть ценная возможность сыграть одну ноту. Какая нота правильная? Ты раньше сыграл бы десять, теперь только одну. Выбери нужную».

Знаете, когда я слушаю кого-то вроде Каунта Бейси, я до сих пор поражаюсь тому, как он мог сыграть одну ноту – и это было давным- давно, когда у меня не было никаких недугов, и я мог сыграть практически все, что в голову взбредет.

Итак, я заметил, что пианист Арт Тэйтум мог сыграть кучу нот, а Каунт Бейси всего одну. Но Каунт играл нужную ноту. Берем Тэйтума – а я работал с ними обоими – и разница в том, что в первом случае ты играешь с тем, кто тебя поддер ает, дополняет и ждет момента, чтобы сыграть нужную ноту в нужном месте. А второй лезет поверх тебя и играет два миллиона нот. То есть, я не против двух миллионов нот, просто такое интересное наблюдение. Бейси был просто сокровище.

Когда Вы играете аккомпанемент, я слышу отголосок Бейсти.

Да? Иногда ты перегибаешь, когда у тебя хороший концерт, и ты становишься чересчур амбициозным. И ты думаешь: «Да, это было хорошо». Затем возвращаешься домой, слушаешь запись и говоришь: «Ох ты, я переборщил». Так что иногда, может быть, не так плохо иметь физические ограничения.

Не наводит ли это на мысли о Вашем старом друге Джанго Рейнхарде?

(Смеется). О, да. Мы оба инвалиды, но такова жизнь. Когда я думаю о нем сейчас, я думаю так же, как всегда. Он был парнем, который проложил дорогу, достигнув всего того, чего мы хотели бы, и просто шокировав мир. Я помню, как он сказал мне в 1946 году: «Лес, когда я приехал в Америку, я провалился. Я же не настолько плохо играю?». Он никогда не мог понять, почему так и не получил у нас признания. Когда он был здесь, я встречал его много раз в Цинциннати, Чикаго и других местах, где он гастролировал с Дюком Эллингтоном. Хотя он играл отлично, он был как рыба, выброшенная на берег, на фоне оркестра Эллингтона. Они были джазмены по сути, а у Джанго были свои корни, дополняющие его стиль. Дюк Эллингтон не напрягался, чтобы играть под него. Когда я впервые услышал здесь Джанго, я тоже был разочарован, потому что его должен был поддерживать его вариант ритма. А когда он подался играть би-боп, стало еще хуже.

Как он звучал на электрогитаре?

Электрогитара ему попросту не давалась, и он перепробовал все, чтобы с этим справиться. Не знаю, сколько раз я спорил с Джанго, что ему надо играть «свою фишку». То, что его прославило, и то, где он блистал. Как только ты переходишь на электрогитару – и это касается многих – электрогитара тебе не дается. Однако если ты уродился электрогитаристом, как Чарли Кристиан или Джими Хендрикс… Вот они родились с электрогитарой в руках. Я был электрогитаристом 99% своей жизни, и это так, как я играю. Это работает на меня, а не против меня.

Говоря о Хендриксе, уверен, у Вас есть история, как Вы видели его до того, как он стал знаменитым.

В 1962 году я ехал в Нью-Йорк с пленками Simon & Garfunkel, которые мне надо было вернуть на Columbia. Тем днем я ехал по 46-му шоссе в Нью-Джерси и попросил своего сына притормозить, чтобы я глянул, что ожидается тем вечером в клубе Allegro. Мы зашли, и там на сцене прослушивали парня, который играл на левую руку и в одиночку ставил все на уши. Я подумал: «Сейчас мне некогда, но вечером вернусь».

Я сдал ленты в Нью-Йорке и вернулся вечером в клуб. Я спросил бармена, где гитарист, который играл днем. Он сказал: «Мы его прогнали, он слишком громкий». И я стал рыскать по клубам, искать того парня, имени которого я не знал, и который играл тогда на черном Les Paul Black Beauty. Годом позже мой менеджер сказал мне: «Помнишь, того парня, что ты искал? Он умер в пожаре от непотушенной сигареты». Я подумал, ну вот и все.

Несколько лет спустя я делал альбом для London Records хотя я отошел от музыкального бизнеса, и попросил: «Найдите мне что-нибудь из того, что происходит сейчас». И они показали мне эти альбомы Эрика Клептона, Джимми Пейджа, Джеффа Бека и так далее. Я разложил альбомы на полу и на одной из обложек увидел того самого парня. Я подобрал пластинку и прочитал имя – Джими Хендрикс. Я позвонил продюсеру London Records и спросил: «Кто это Джими Хендрикс? Он умер?». Он ответил мне, что тот не умер, и что он большая звезда в Англии.

Вам довелось с ним встретиться?

Лично – нет. Когда он строил Electric Lady Studios в Нью-Йорке, он стал звонить мне по телефону и мы крепко подружились подобным образом.

Он задавал мне вопросы о записи, расстановке микрофонов, но мы никогда не встречались лично.

Какая потеря для него и Вас.

Для меня, несомненно. Он был фантастическим гитаристом.