rollingstone.ru

Джек Уайт/© Марк Зелигер

Ближе к тенистому западному краю занимающего три гектара поместья Джека Уайта в Нэшвилле, между теннисным кортом и большим красно-белым домом, находится ряд небольших строений, где Уайт проводит большую часть своего времени. На одном краю - студия звукозаписи, где есть всего две комнаты: одна для музыкантов и одна для звукоинженера. «Я хотел, чтобы она была маленькой, - объясняет Уайт. - Когда мы работаем, я хочу, чтобы все были рядом друг с другом, чтобы было проще фокусироваться и чувствовать, что мы вместе: нельзя отвлечься и начать бродить по Интернету». У каждого предмета внутри есть своя история. Например, там есть 16-дорожечная консоль Neve, все надписи на которой сделаны на африкаанс. «Это из телестудии в Южной Африке, - говорит Уайт. - Шестнадцать треков - это немного, но нам нравится, когда все по простому». Огромное чучело на стене? «Это белый лось», - объясняет он. Уайт уже давно увлекается таксидермией, но говорит, что «никогда не смог бы отправиться на охоту и кого-нибудь убить. Я отношусь к этому как к способу помочь этим животным, дать им способ достойно закончить свои дни». Над рогами лося висит диско-шар - это тоже был спасительный акт. «Он принадлежал Джонни Кэшу - он хранился на складе и покрывался пылью», - говорит Уайт.

В 2012 году, во время перерыва в турне, Уайт собрался здесь с участниками своих гастрольных групп - мужской Buzzards и женской Peacocks - и записал вчерне песни для своего могучего нового сольного диска «Lazaretto». В течение следующих полутора лет он улучшал эти песни: добавлял партии и наложения, склеивал дубли. Для человека, который, будучи половиной дуэта The White Stripes записал горланистый диск «White Blood Cells» за одну неделю, а его ставшее бестселлером продолжение «Elephant» за две. «Я подумал: «Что если попробовать работать над чем-то долго?», - рассказывает 38-летний Уайт. - «Попробуем на этом как следует сконцентрироваться». Новые мелодии приходили к нему так часто, что вместо того чтобы их записывать, он начал сидеть с гитарой или за пианино и пытаться их запоминать. «Это помогает отфильтровать мусор, - объясняет Уайт. - Если я не могу что-то запомнить, значит, там не было ничего интересного».

Когда Уайт выступает соло, он обычно одевается в синее, но сейчас он облачен в коричневые Levi’s, коричневые мотоциклетные ботинки и черную футболку с воротом на пуговицах. Со своим ростом под метр девяносто он легко мог бы пободаться с лосем. Джек ждет звукоинженера по имени Джош, который должен прийти, чтобы они вместе смикшировали ауттейк с «Lazaretto» для какого-нибудь будущего релиза. Сам альбом уже готов, тур в его поддержку начнется только через несколько недель, и другие проекты Уайта - пауэер-поповые Raconteurs и мрачные, потертые Dead Weather - пока поставлены на паузу. Но он начинает сходить с ума, если он ничем не занят. Он все время дергает себя за свисающие до плеч волосы, закуривает сигариллы или играет на гитаре - Уайт любит чем-нибудь занимать руки и мозг. «Я увидел фотографию радиоприемника, которую использовали в тюрьмах в 1930-е, и стал смотреть онлайн, чтобы понять, какая была нужна мощность, чтобы разнести звук по всей тюрьме». Шесть часов спустя он все еще щелкал по ссылкам: «Вот что со мной делают фотографии».

В Нэшвилле стоит восхитительный весенний день. Красные и белые цветы качаются на ветру на подъездной аллее Уайта, а над головой кружит ястреб. «Где-то раз в год у нас тут появляется дятел», - говорит он. Это личная Аркадия Джека: просторное убежище, где он может улучшать, изменять и размечать разными цветами каждый квадратный сантиметр. Запустив ренессанс гаражного рока в начале нулевых, создав себе репутацию одного из величайших гитаристов всех времен и заполнив стадионы по всему миру без помощи басиста, теперь Уайт предпочитает погружаться в свой собственный мир и оставляет своим поклонникам выбирать, погружаться ли туда вслед за ним. Очевидно, что, несмотря на весь свой успех, Джек все еще считает себя аутсайдером. «Я никогда не пробовал добиться чьего-то одобрения, - говорит он. - Я делал то, что должен был делать. Иногда тебя хвалят, иногда нет, но ты продолжаешь двигаться вперед».

Уайт хмурится. Джош все еще не появился. «Планы меняются, - говорит он и отводит меня в другое строение, выкрашенное в черный и желтый. - Я научу тебя, как сделать новую обивку для мебели». Он открывает дверь мастерской и вступает на покрытый опилками пол. Центр помещения - верстак, который Джек соорудил в 1996 году в родном Детройте, за год до того как запустить The White Stripes. Уайт, которому тогда был двадцать один год, подумал, что может сделать карьеру обивщика мебели. Фанат Орсона Уэлса и, по его словам, третий обивщик в своем квартале, он назвал свою мастерскую Third Man и решил, что все в ней - рабочие костюмы, грузовик, чеки - будет черным и желтым, как его инструменты. Это ремесло не потеряло своей притягательности для Уайта. «Каждый вид мебели ставит свои проблемы, - объясняет он. - Ты думаешь, что уже закончил, и вдруг натыкаешься на что-то, чего ты не ожидал и с чем тебе надо справиться». На полке стоит красный iPod, из которого звучат кумиры Уайта: The Stooges, The Beatles, Патти Смит, Боб Дилан. Дилан, подружившийся с Джеком, стал одним из почетных гостей мастерской. «Бобу нравятся такие места», - говорит Уайт, поднимая киянку.

В турне и в Сети Уайт охотится за винтажными предметами. «Я захожу на eBay под вымышленным именем», - рассказывает он. Он показывает на шесть барных табуретов, которые недавно купил в антикварном магазине в Кентукки. Ему кажется, что красная виниловая обивка режет глаз, поэтому он хочет заменить ее на зеленое сукно. Он дает мне киянку и инструмент для вытаскивания кнопок и показывает, как снимать обивку с табурета. «Видишь эту подстилку под винилом? - спрашивает он, сверкая глазами как увлеченный археолог. - А под ней еще слой, где кнопки? Верх, наверное, из шестидесятых, а это из сороковых».

В мастерскую входит парень в обрезанной футболке с темным загаром и густым южным акцентом. «Привет, Арт!» - говорит Уайт. Арт - маляр и столяр, который где-то заканчивает заказ. Он потерял дрель. «Можешь одолжить мою», - говорит Джек. Арт рассказывает, что заказ был сложным: «С эвкалиптом сложно сказать, когда его покрывать третьим слоем краски». «Да, - соглашается Уайт, который всегда рад поговорить на такие темы. - Кажется, что вся нужная краска уже есть, да?» Арт уходит с дрелью, а Уайт возвращается в режим наставника, последовательно показывая мне: как разрезать поролоновую подушку электрической пилой; как отрезать точно отмеренный кусок сукна ножницами размером с двуручный меч; как натянуть сукно на табурет и расправить его ладонью, как будто это поверхность глиняного горшка - «никаких складок и морщин», - а затем неторопливо и точно закрепить ткань. «Так, мы тут сделали небольшой прыщик, - говорит он. - Давай переделаем этот». Он изучает готовый продукт. «Выглядит круто!» - заявляет он наконец. Он нацарапывает карандашом «Джек Уайт III» на нижней стороне и отдает карандаш мне: «Подпиши».

Уайт идет обратно к своей студии, когда из-за кустов раздается крик: «Паааапаааа!» Дети Джека - восьмилетняя Скарлет и шестилетний Хэнк, - бегут к нам из дома, за ними следует няня. На Скарлет, которая несет двух плюшевых животных, футболка с мультяшной обезьяной. Выглядывая из-под своей темно-рыжей челки, она робко со мной здоровается. Хэнк, чья голова украшена пышными кудрями, оказывается более общительным и немедленно дает мне пять. «Куда это вы собрались?» - спрашивает Уайт, беря Скарлет на руки. «Мы пришли к тебе!» - отвечает она. Вчера был ее день рожденья, который они отпраздновали «тихо, по-семейному», - говорит Джек. Когда Уайт в туре, он работает в режиме две недели через две. «Это плохой бизнес-ход: в итоге все деньги уходят на оплату грузовиков, - говорит он. - Но я хочу как можно больше времени проводить с детьми, пока они маленькие».

© Фото: Марк Зелигер

Уайт немного беспокоится из-за предстоящего турне. Гастролируя с «Blunderbuss», своим дебютным сольным диском 2012 года, он почти без предупреждения менял поддерживающие составы - музыканты из Buzzards и Peacocks до самого утра не знали, кто вечером выйдет на сцену. На этот раз Джек планирует играть с «объединенным составом» - отчасти из-за проблем с расписанием музыкантов, отчасти из-за того, что он не уверен, что его задумка удалась. «Под конец тура выступления перестали мне нравиться», - говорит он. Он сократил один концерт в Нью-Йорке и вспоминает «холодную» реакцию аудитории: «Когда мы прилетели в Шотландию, и там люди даже не хлопали, я подумал: «И это Шотландия?» Там всегда были самые шумные слушатели! Я думал об этом после тура, и мне кажется, что я нашел ответ: люди больше не могут хлопать, потому что у них в одной руке аппарат для отправки смс-ок, а в другой, чего доброго, стакан с выпивкой. Некоторые музыканты об этом не думают, но я позволяю слушателям руководить мной. У меня нет сет-листа. Я не говорю со сцены те же самые вещи, которые я накануне сказал в Кливленде. Это уникальный опыт. Но если люди не могут быть в контакте со мной, то может быть, я просто теряю время».

Скарлет показывает мне фиолетовое животное, бывшее одним из ее подарков. Уайт строго подходит к выбору игрушек. «Я разрешаю только механические игрушки», - говорит он. Ему нравятся устройства, которые отражают смекалку, потребовавшуюся для их изготовления: «Я хочу, чтобы они имели дело с вещами, которые они могут использовать своими руками». Их поп-культурная диета более свободная: Скарлет осваивает Летающий цирк Монти Пайтона, и оба ребенка, по словам Джека, «слушают самую разную музыку»: от блюза до Ramones и Никки Минаж. «Им нравится «Super Bass». Но другие столкновения с современным миром запрещены: «У нас нет видеоигр и телевизора, - говорит Уайт. - Это может стать проблемой, когда они будут подростками, но они должны понять, что это вне зоны доступа».

Уайт делит опеку над детьми вместе со своей бывшей женой Карен Элсон, актрисой и моделью. Они встретились в 2005 году на съемочной площадке клипа The White Stripes «Blue Orchid», где Элсон снималась, и в том же году сочетались браком в ходе скромной церемонии, прошедшей в Бразилии, на берегу Амазонки. Элсон говорит, что они провели вместе «много прекрасных и счастливых лет». В 2010 году она выпустила вдохновленный американой альбом, на котором Уайта выступил продюсером. Когда я беседовал с ней тогда, она сказала, что подход Джека к работе был весьма прямолинейным: «Садись, бери гитару и пой». Он не тратил время на то, чтобы справиться с моей неуверенностью». В 2011 году, однако, они завершили о расторжении своего брака, представив это как повод хорошо повеселиться. Они позвали своих друзей на «буйную вечеринку» в честь этого события, обещая «танцы, фотографии, воспоминания и напитки, содержащие алкоголь».

Уайт опускает Скарлет на землю и вместо нее берет Хэнка, которому что-то шепчет на ухо. Затем он говорит детям, что ему надо срочно сделать одно дело, и они убегают. Джош наконец пришел в студию; Уайт берет оттуда рацию и идет к своей Tesla Model S. Он садится за руль: «Запрыгивай». Джош, включивший в студии небольшой УКВ-радиопередатчик, начинает транслировать грубый микс ауттейка с «Lazaretto». Уайт настраивает рацию, чтобы принять сигнал Джоша, и делает погромче. «Теперь я микширую свои записи так, - говорит он. - Я не хочу слышать тонкости на дорогих студийных колонках, которых ни у кого нет. Я хочу слушать все там, где я слышу музыку».

В песне еще нет вокала, но есть тяжелый синкопированный ритм; гитара Уайта яростно скрипит, играя яркий, жесткий рифф. Джек передает Джошу указания по рации: «Оставь только ударные, - говорит он. - Я хочу, почувствовать, не заглушает ли бочка все остальное». Он щурится, слушая. «Окей, теперь верни все на место». Музыка заполняет машину, и Уайт улыбается: «Круто, правда?»

Гитарные партии Уайта изобилуют тем, что он называет «неправильными» нотами: небольшими неточностями и шероховатостями, которые придают его песням характерную жесткость. «Когда я играю соло, это атака, это борьба, это сражение, - говорит Уайт. - Мне плевать на отдельные ноты. Если меня остановить посередине соло, я не смогу сказать: «Это фа-диез, а это до». Джек играет толстым медиатором, потому что ему нравится обрушиваться на струны, а для соло он, по примеру Тома Морелло, использует педаль, чтобы подняться еще на пару октав. На «Lazaretto» есть некоторые из самых одержимых пассажей за всю его карьеру. «Я уделял меньше внимания гитарному саунду и соло на «Blunderbuss», - говорит он. Заглавный трек «Lazaretto» и «High Ball Stepper» - смелый лид-сингл, где нет никакого вокала за исключением боевого клича из трех нот, как говорит Джек, «просто просили, чтобы им как следует наваляли».

Сочиняя тексты для «Lazaretto», Уайт черпал вдохновение в годах своей юности. Несколько лет назад он нашел коробку с пьесами и рассказами, которые он сочинил, когда ему было девятнадцать, после того как бросил Университет Уэйна, проучившись там один семестр. Уайт называет эти тексты «посредственными», но он решил включить некоторые фразы и отдельных персонажей оттуда в свои новые песни: «Это способ себя стимулировать. Что если я поговорю с более молодой версией самого себя и попробую с ним поработать?» Как и Дилан, Уайт пишет сжатые тексты, которые одновременно напрашиваются на прямолинейную биографическую интерпретацию и ускользают от нее. В своих интервью Уайт говорил о смерти духа рыцарства и том, как «естественные инстинкты в женщинах и мужчинах приносятся в жертву идее равенства». Из-за этих заявлений и текстов песен, где высмеиваются смартфоны и порицаются женщины «без чувства ответственности и морали», в Джеке часто вскрывают раздражительную, консервативную сторону.

Один из самых ярких разборов его личности, под заглавием «Проблемы Джека Уайта с женщинами», был опубликован в 2012 году в The Atlantinc. Там музыканта обвиняли в ретроградном подходе к вопросам гендера. Он до сих пор злится. «Надо сильно постараться, чтобы превратить меня в женоненавистника, - говорит Уайт. - В другой статье меня назвали феминистом! Я работал с большим количеством женщин, чем кто угодно другой». Он приводит неполный список - от Мег до Элисон Моссхарт, Ванды Джексон и Лоретты Линн. «Они меня невероятно вдохновляют», - говорит он. Текст из Atlantic укорял Джека за «пассивно-агрессивное сведение любовных счетов» в песнях вроде «I’m Finding It Hard To Be A Gentleman», но Джек говорит, что есть большая разница между ним самим и его героями. «Ты слушаешь Тэйлор Свифт и думаешь: «Это она сама, она написала от чистого сердца про свои отношения с бойфрендом», - говорит он. — Но так делают далеко не все сочинители песен».

Он указывает на открывающий трек «Lazaretto», «Three Women», основанный на старой песне блюзмена из Джорджии, Слепого Уилли Мактелла. В версии Уайта лирический герой хвастает своим обширным гаремом, но под этим, по словам Джека, скрывается песня о хвастливом и одиноком мире эпохи социальных сетей. «Там есть строка: «Мне хватило цифровой фотографии, чтобы выбрать ту, которая мне нравится», - говорит он. - Если ты хотя что-нибудь про меня знаешь, ты думаешь, мне нравятся цифровые фотографии? Нет. Не нравятся. Так что эта песня явно не про Джека Уайта, идите к черту! Девица, которая написала этот текст, не сможет понять эту строку, потому что она не делает домашнее задание». Он наклоняется вперед, его голос наполняется одновременно удивлением и негодованием. «Я хотел бы послать эту песню той женщине с надписью черным маркером: «Выкуси!»

Я спрашиваю Уайта, поддерживает ли он связь с Мег. «Я не думаю, что с ней хоть кто-нибудь разговаривает, - отвечает он. - Она всегда была затворником. Когда мы жили в Детройте, мне приходилось ехать к ней домой, чтобы с ней поговорить, так что теперь этого почти никогда не происходит».

Уайт описывает Мег как до крайности сдержанную, и хотя он отказывается обсуждать их брак, эта ее сторона огорчала его, когда они играли в одной группе. «Она из тех людей, которые не дадут тебе пять, когда ты сделал тачдаун, - объясняет он. - Она всегда относилась к этому типа: «О, ну круто, ты этого добился, и что теперь?» Почти все время в The White Stripes проходило так. Мы работали в студии, происходило что-то необыкновенное, я говорил: «Блин, мы тут просто прорвались в новую вселенную!» А Мег сидела и молчала. Я помню, как Ринго Старр однажды сказал: «Мне всегда было жалко Элвиса, потому что в The Beatles мы всегда могли поговорить друг с другом о том, какого это, а он был один». А я думал: «Черт, попробуй поиграть в дуэте, где второй человек все время молчит!»

Уайт думает, что в конечном итоге ему больше нравилось быть в группе, чем Мег. «Я часто смотрел на нее на сцене и думал: «Не могу поверить, что она здесь». Я думаю, что она не понимала, насколько она была важна для группы, для меня и для музыки. Она была полной противоположностью современных ударников. Она по-детски непосредственной и очень меня вдохновляла. И то, что она не говорила, полностью перекрывалось тем, что происходило на сцене. Ничего из того, что я сейчас делаю, не может с этим сравниться». (Какое-то время Мег была замужем за сыном Патти Смит Джексоном, также музыкантом, с которым они развелись в прошлом июле. Просьба об интервью, отправленная ее юристу, осталась без ответа.)

Уайт соглашается, что иногда сложно быть рядом с ним, потому что он постоянно настроен очень критически. Он вспоминает одного из своих любимых комиков: «В обычной жизни я очень похож на Ларри Дэвида, - говорит он. - Жалуюсь, почему они делают шнурки гораздо длиннее, чем нужно». У Джека сложности с тем, чтобы сдерживаться. «Я провожу время с семьей, с друзьями, мы смотрим Video Music Awards или что-нибудь вроде того, и я бурчу: «Почему они все так странно делают? В начале им надо было сделать это и это». Мне говорят: «Чувак, мы просто расслабляемся и смотрим телек!» Когда Уайт оказывается на вечеринке и кто-то произносит тост, он всегда бежит к музыкальной системе, чтобы сделать музыку потише, а потом снова включить ее на полную, когда тост заканчивается, чтобы «избежать неловкой тишины в конце». Этот импульс срабатывает и в более рискованных ситуациях: «Если кто-то говорит жутко обидную шутку, я всегда смеюсь первым, просто чтобы сбить напряжение», - рассказывает он.

Непривычно слушать откровенные рассказы Уайта о его личной жизни, потому что в течение долгого времени он тщательно скрывал все, что относилось к этой теме. В 2013 году, однако, его развод, который поначалу казался таким очаровательным, начал складываться более грустно, и самые интимные стороны жизни Джека стали достоянием публики. В прошлом июле, незадолго до очередного слушания по делу об опеке, юристы Элсон добились, чтобы Уайту запретили приближаться к ней, опубликовав отправленные им ей грубые письма и заявляя, что он представляет «угрозу для нее и для безопасности детей». Уайту удалось отбить обвинения.

Элсон, с который мы переписывались на тему этого эпизода, говорит, что он «остался в прошлом, и слава Богу». Она называет Уайта «чудесным отцом» и подтверждает, что он «яростно» любит детей. «Я не могу приводить никаких подробностей, потому что это откроет ящик Пандоры, - говорит она и пытается дистанцироваться от своих юристов, намекая на то, что они выбрали агрессивную стратегию, о которой она сожалеет и с которой не согласна: - Люди, которые зарабатывают на распадающихся браках, воспользовались моментом, когда я была очень ранима. Прилетели стервятники, которые стали клевать наши кости, и это сделало все еще хуже. Все было раздуто до невероятия».

Уайт также тщательно разграничивает свое отношение к Элсон, которое он не готов обсуждать, и презрение к ее псам от юриспруденции. «Когда плохие адвокаты попадают на развод, их цель - выставить другую сторону негодяем, - говорит он. - Я не верю в ад, но они горят в своем собственном аду, потому что живут во лжи». Он говорит с тоном оскорбленной непокорности. «Давайте, выставляйте меня подлецом, мерзавцем, - говорит он. - У вас ничего не выйдет».

Джек Уайт, чье настоящее имя - Джек Джиллис, родился в 1975 году и был младшим из десяти детей. (Он взял фамилию Мег, когда они поженились.) Он вырос в «глубоко католической» семье, оба его родителя работали на детройтский диоцез: отец музыканта, Горман, был слесарем, а его мать, Тереза, работала в офисе. Уайт вспоминает, что они придерживались ценностей «Эйзенхауэра и Общества Джона Берча». Тереза все еще жива. «Ей будет восемьдесят три, но она выглядит на сорок, - говорит Джек. - У нее невероятное количество энергии». В 2006 году Горман скончался в возрасте семидесяти девяти лет, и Уайт провел с ним его последние минуты. «Вся моя семья была там, и я чувствовал себя эгоистом, потому что это пришло мне в голову, но я все равно это сказал: «Когда я буду умирать, никого из вас не будет рядом. Я буду совершенно один, потому что вы все уже уйдете».

Фанат тяжелого рока, в старших классах Уайт тащился от Helmet, AC/DC и Led Zeppelin. В начале девяностых он стал членом детройстской инди-рок тусовки, играя в разных группах на гитаре и барабанах. Эта сцена славилась своей театральностью: один из коллективов, с которыми играл Уайт, кантри-панк-состав Goober And The Peas, давал концерты, положив на сцену несколько спрессованных кубов сена. Уайт побрил половину головы и попеременно красил волосы под рыжего и блондина. Собрав The White Stripes, он начал утверждать, что они с Мег брат с сестрой, и ограничил визуальную палитру группы тремя цветами. Уайт хотел перевернуть с ног на голову представления об аутентичности в блюзе. «То, что мы выходили на сцену одетыми в красное, было средним пальцем в адрес любого пуриста, - объясняет он. - Роберт Джонсон наряжался, когда играл! Он играл песни Бинга Кросби за деньги. И где теперь ваш пуризм?»

Детройтское рок-сообщество было очень сплоченным и поначалу поддерживало группу, но когда The White Stripes вышли на новый уровень - их второй альбом, «De Stijl», стал популярен среди студентов, а песня 2001 года «Fell In Love With A Girl» попала в ротацию на MTV, - отношения начали портиться. «Я больше не мог ходить на концерты, - говорит Уайт. - У меня было такое ощущение, что меня все не любят. Мне казалось, что меня нечестным образом поставили в положение, которого я не добивался, просто из-за того, что я делал то, что я делал». В 2003 году Джек подрался с Джейсоном Штолльштаймером, фронтменом The Von Bondies, детройтской группы, с которой он сотрудничал и давал совместные концерты; в конечном итоге он признал себя виновным в нападении и побоях. Приблизительно в то же время местный продюсер по имени Джим Даймонд подал на The White Stripes в суд за непоуминание его имени на обложке альбома, но проиграл дело. 2009 году Даймонд сказал журналисту, что он считает, что Джек «оттолкнул многих людей». Для самого Уайта Детройт превратился одновременно в провинциальный город, который он перерос, и рай, из которого он был изгнан. «Я рыдал, когда приезжал туда на гастролях, - говорит он. - Я страшно по нему скучал. Но в то же время я благодарил Бога за то, что не живу там».

Уайт говорит, что все время проводит в Нэшвилле, где хорошая погода и приятные люди. Но музыкальные разборки не остались в прошлом: в последнее время Джек враждует с Дэном Ауэрбахом и Патриком Карни из The Black Keys, которые тоже живут в городе. Они неоднократно обменивались любезностями лично и в прессе. Уайт утверждает, что у дуэта должок перед The White Stripes. «В школе бывают ребята, которые одеваются как все, потому что не знают, что им делать, и музыканты тоже бывают такого рода, - говорит он. - На телевидении показывают рекламу, где звучат практически мои мелодии, иногда мне даже кажется, что это мои песни. В половине случаев оказывается, что это The Black Keys. В другой половине случаев это что-то похожее, но искаженное, потому что они не смогли купить права на мою песню. Есть толпы людей, которые готовы удовлетвориться подпорченной копией вместо оригинала».

Музыкант признает, что много людей, прочитав это, скажут: «О, Джек Уайт считает, что он человек, придумавший блюз». «Но есть исполнители, которые создают рынок для определенных стилей, - объясняет он. - Эми Уайнхаус - можно ли сказать, что она придумала белый соул? Придумала свою прическу? Нет. Но она придумала что-то новое и необычное, это быстро превратилось в шаблон, и ты видишь, что пришло ей на смену: от разных Даффи до Ланы Дель Рей. Адель продает двадцать миллионов записей? Этого бы не случилось, если бы Эми Уайнхаус была жива. The White Stripes сделали то же самое, и когда мы ушли со сцены, им пришлось найти кого-нибудь, кто бы заполнил образовавшуюся пустоту. И в итоге мы получаем группы вроде The Black Keys, которые утверждают, что никогда не слышали The White Stripes». Уайт ухмыляется. «Разумеется».

Джек пристально следит за поп-музыкой, и у него вызывают воодушевление самые разные исполнители. Он называет Daft Punk «потрясающими» и обожает Джей-Зи, с которым он успел поработать над несколькими оставшимися незаконченными песнями: «Я не уверен, что они ему понравились». Он говорит, что Канье Уэст приглашал его поучаствовать в записи «Yeezus», но затем пропал. Все это огоряает Уайта, потому что его интерес к хип-хопу усилился с тех пор, когда он был молод и ему не хватало в нем традиционной музыкальности. В прошлом году Уайт сходил на концерт Уэста в Нэшвилле и был поражен. «Может быть, это был самый крутой концерт, на котором я был в своей жизни, - говорит он. - Там было больше панка, больше бескомпромиссности, чем во всем, что я когда-либо видел. Его эго настолько большое, что ты ни на секунду не сомневаешься, что он честен с тобой на сто процентов. Много ли найдется исполнителей, о которых можно это сказать?»

В промышленном районе Нэшвилла, между приютом для бездомных и железнодорожными путями, находится выкрашенное в красный, синий и зеленый цвета квадратное здание, где есть гараж с красной дверью, отведенный под принадлежащую Уайту Tesla. Это штаб-квартира Third Man Records, лейбла Джека, где также есть музыкальный магазин, фото-студия, концертный зал и огромный кабинет с редкостями. Одним солнечным утром он заезжает туда - из окон машины гремит Notorious B.I.G. - и выходит из машины. Он надеется, что электромобили станут популярны. «Ты слышал, что чуваки только что проехали из Нью-Йорка до Лос-Анджелеса без дозаправки? Люди сказали: «Ха, это круто!» - и забыли об этом, а я подумал: «Секунду, это ведь просто невероятно!»

Когда Уайт не дома, он большую часть времени проводит в студии, к оформлению которой он отнесся с тем же вниманием. Изначально он купил это здание, чтобы хранить свое музыкальное оборудование, но затем сделал его местом для реализации всех своих творческих задумок, не требующих киянок и ножниц для сукна. Каждая стена выкрашена в один из цветов - красный, черный, желтый или синий, - в зависимости от того, с какой она стороны света. Сотрудники носят черно-бело-желтые униформы. В здании есть концертный зал на триста мест, где шоу могут напрямую записываться на винил при помощи оборудования, когда-то использовавшегося для записи синглов Джеймса Брауна. Также там есть крохотная будка для записи вокала, где посетители могут записать свой собственный сингл на 33 оборота за пятнадцать долларов и где Нил Янг, другой приятель Уайта, записал свой новый альбом. Если вам кажется, что отсылок к Вилли Вонке недостаточно, Джек говорит, что слышал, что это здание когда-то было шоколадной фабрикой.

Уайт открывает дверь с темным стеклом, на которой красуется табличка «Джон Э. Уайт третий, стоматолог», и проходит в свой кабинет, зажигая сигариллу. Справа от него таксидермированная голова жирафа вместе с двумя метрами шеи. Главная продукция Third Man - виниловые пластинки («Мы выпустили 300 дисков за пять лет», - говорит Уайт), которые привлекают фетишистов и случайных поклонников. Джек относится к записям как к странным, прекрасным объектам, и цель Third Man - сделать их еще более странными: они прячут песни под этикетками, вставляют в пластинки голограммы и дорожки с цветными жидкостями, выпускают ограниченным тиражом записи, которые играют на три оборота в минуту. Этот бизнес может казаться денежной дырой, но на самом деле, по словам Уайта, «он приносит невероятную прибыль, и все потому, что я об этом не думаю. Если бы я занимался этим ради денег, у меня бы ничего не получилось».

Third Man часто приглашают школьные группы и хоры записаться у них - это своего рода общественное служение, а также удобная форма пропаганды винила. Сегодня здесь работает школьный хор из Нового Вифлиема, штат Пенсильвания. Большинство его участников - девушки в ковбойских ботинках и джинсовых рубашках, но в центре сосредоточились несколько парней. Все они с затаенным воодушевлением смотрят на Уайта, входящего в комнату для записи. Они нервно хихикают и улыбаются, когда он здоровается. «Я думаю, где-то один процент из этих ребят знают, кто я такой, перед тем как попасть сюда», - говорит он позже. Школьники получают по виниловой пластинке с тем, что они записали. «Они могут заказать еще, - говорит Уайт. - Они стоят всего пять баксов. Но никто никогда этого не делает. Это смешно, потому что если бы они это сделали, они смогли бы продать их в Сети за сто долларов, потому что есть коллекционеры, которые собирают все, что выходит на Third Man».

Ребята из Нового Вифлиема в качестве репетиции поют духодподъемную балладу о том, как изменить мир к лучшему. Уайт, верный своему перфекционизму, качает головой и заходит в микшерскую, чтобы поговорить со звукоинженером о том, как лучше их записать. Джек слушает и поджимает губы. «Останови их, - говорит он. - Мы должны передвинуть теноров ближе к микрофону». Звукоинженер останавливает хор и делает объявление по громкой связи, после чего репетиция продолжается. Уайт кивает: «Так ничего».

Автор текста: Джона Вайнер