medved-magazine

Я сразу решил при любых обстоятельствах посетить могилу Боба Марли. Думал – она в столице, Кингстоне. Красивый гранитный памятник, толпы поклонников… Дудки. Действительность превзошла все ожидания.

Во-первых, могила не в Кингстоне, а в родной деревне Марли (кстати, местные зовут его по имени, просто Боб) в самом центре острова, вдалеке от моря. Во-вторых, никакого гранитного памятника нет, а просто построенная руками односельчан маленькая часовенка и внутри нее большой саркофаг, облицованный неровными обломками мрамора. Но, все по порядку.

Из Монтего Бей, в котором я жил, нужно взять маленький самолетик, чтобы минут за сорок долететь до городка под названием Очос Риос. Дальше нужно взять машину и еще час ехать до марлеевской деревни по разбитой узенькой дороге, сквозь горные джунгли. Укуренный в дупель водитель несется как на американских горках, минивэн бросает из стороны в сторону, внизу – ущелья и т.д. Очко не железное, и иногда весь сжимаешься и начинаешь проклинать эту затею. Но вот мы въезжаем в деревню.

Тут уж я отдохнул взглядом. Это вам не нью-йоркские негры, которые носят дреды и красно-желто-зеленые береты, лишь подражая настоящим растаманам. Вот они, чудо-богатыри! Тощие, белозубые, грязные, веселые. Хохочут беспрерывно. Огромные резиновые сапоги на босу ногу. Так в наших деревнях одеваются алкаши-трактористы. Все песни Марли знают наизусть. Поют их по любому поводу. Любят его – не передать. Он для них святой. Я не шучу. Реально на его могиле есть икона, где Боб в образе Христа.

Продают гигантские самокрутки: «Мистер, поаккуратнее, пожалуйста, в них совсем нет табака!» Перед входом на гору, где расположена часовня, нужно разуться и идти босым. Набирается небольшая группа туристов. Появляется радостный гид. Естественно, пыхнувший, но чистенький, правда ширинка расстегнута. Неестественно белые зубы. Сбоку одного зуба нет. Он ловко втыкает в эту дырку косяк размером с сосиску и свободно махает руками: в общем-то удобно. Поет. Оченьхорошопоет: «One love, one love, let’s get’s together and fell all right!»

Подходим к домику, где прошло детство героя. На юге России такие называли летней кухней. Дощатый сарайчик с одной панцирной кроватью. Плакатики с репродукциями футболистов как будто из «Огонька». Рядом, на улице – печка с чугунными кругами для конфорки. Камень на земле, который он клал под голову, когда валялся и смотрел в небо. Что-то такое трогательное во всем этом. И музыка… Высокий, чуть надтреснутый голос. Неожиданная, простая мелодия. Iloveyou, Bob!

Заходим в часовню. Почти всю ее занимает большой саркофаг. Тлеют ароматические палочки, полумрак. Портрет жены, матери, брата. Иконы. На стене висит авоська с футбольным мячом. Раскрытая библия. Книга вторая - «Исход - Exodus». Портрет улыбающегося Боба. На языке растаманов нет второго и третьего лица. Есть только первое лицо. Если они хотят сказать «я и ты», то говорят «я и я». Или, например, так: «Hey, Bоb! I wonna gonna to I».

Ну вот я и пришел к тебе. Я вышел, когда ты был еще жив. Почти тридцать лет назад. И все-таки пришел. Хорошо. We'll be forever loving Jah! Bobby!

Chauvel Patrick/Corbis Sygma/Rpg

Опубликовано в журнале "Медведь" №86, 2005
Автор: Альфред Кох