pravmir.ru

...на меня наложили первую епитимию, которая до сих пор кажется мне не такой уж лёгкой, как мне показалось по первости. Епитимия была такова – читать по главе Евангелия каждый день. Я вынужден был заставлять себя это проделывать, потому что очень хотел избавиться от порока, который меня убивал.

Редакция портала "Православие и мир" | 08 сентября 2011 г.

В издательстве «Никея» выходит книга Вячеслава Бутусова «Архия». Евгений Денисов беседует с автором.

Вячеслав Геннадьевич, расскажите, пожалуйста, как задумывалась эта книга.

Эта книга собиралась по частям. Я, как правило, пишу какие-то короткие сюжеты, которые со временем разрастаются или нет, в зависимости от потенциала художественной идеи. Затем это всё перемешивается, просушивается и просеивается.

Когда общий объём материала достаточно увесист, я начинаю всё сначала, в первую очередь, отбрасывая ненужное. По ходу дела происходят дополнения и изменения. И таких циклов может быть несколько. Сами же темы и идеи образа книги возникают в виде эскизов или просто модульных названий.

Действительно: при внешней строгости композиции Вашей литературной симфонии, состоящей из увертюры и нескольких частей, текст производит причудливое впечатление свободного полета мысли, разрозненных, но притом составляющих единое целое созерцаний и раздумий. То есть в замысле первична была не строгая форма симфонии, а эта россыпь воспоминаний, афоризмов и мыслей, так?

Эту книгу я собирал, как мозаичное панно. Сначала подбирал камешки по размерам и цветам, потом собирал небольшие фрагменты, и, наконец, расставлял их по местам в соответствии с замыслом предполагаемой композиции.

В книге очень много символов и метафор, отсутствует внешний сюжет. Почему Вы выбрали именно такую манеру повествования?

Исходя из вышесказанного, у меня по-другому не получается писать книги. Я – не концептуалист, я действую по наитию. Таков мой метод. Мне важно, чтобы на начальном этапе меня детонировала увлекательная мысль. Важно сдвинуть камень с места, и чем он увесистее, тем дольше он будет катиться.

Итак, о чем же «Архия»? И на какого читателя ориентирована?

Все мои книги о том, каким я вижу мир на сегодняшний день. А ориентирована книга на случайного читателя, к которому она попадает при стечении таких обстоятельств, как наличие времени и подходящего настроения.

Как долго Вы ее писали?

«Архия» началась, по сути, с части «Жизнь в Пушкине», которую я сочинял около трёх лет, специально готовя её к 300-летию Царского Села, но потом добавил, и развил несколько ранее написанных фрагментов, и специально дописал один новый сюжет – «Жизнь в Слове».

А как бы Вы сами определили жанровую принадлежность «Архии»? Как Вам, скажем, «магический реализм» (когда магические элементы включены в реалистическую картину мира)?

Меня больше устраивает термин «сказочность», чем «волшебство». Никакого расчёта, в смысле выгоды, быть не должно изначально. Магия – это ловкость рук, а сказка – это преддверие чуда.

А жанр определять не будем?

Я для себя обозначил это произведение как литературную симфонию. А Марина Андреевна Журинская определила это жанр следующим образом: «автор в поисках себя». Мне нравится такое определение, оно соответствует истинному положению вещей.

Расскажите будущим читателям о главном герое книги. С одной стороны, он автобиографичен, с другой – голос героя иногда сливается с голосами Пушкина, евангельского слепца, исцеленного Христом. Почему Вы выбрали такую сложную структуру образа, зачем нужны другие «лики» лирического героя?

Образ героя – это, в конце концов, различные состояния автора, разложенные по полочкам. Пережить их одновременно возможно, но описать довольно сложно. Есть вещи, которые происходят единым потоком в одно мгновение. Поэтому жизнь – самое великое чудо, явленное человеку. А чудеса описывать очень сложно.

А почему именно Пушкин? Чем он Вам так близок?

Так совпало, что я живу в Пушкине.

И почему слепец, а не, скажем, прокаженный или расслабленный? Это же не случайно?

Это просто – все мы до поры до времени пребываем в слепоте душевной.

В Вашей книге часто встречается слово «чудо». Чуду посвящены целые главы, да и «Архия» в целом. Как бы Вы объяснили своим читателям, что такое чудо?

Чудо – это подтверждение присутствия Бога непосредственно в нас, мы оживаем и приободряемся, когда чувствуем действие чуда, ощущаем своё приближение к Богу.

Одна из самых неожиданных частей книги – «Жизнь в Слове», где Вы предстаете как участник евангельских событий. Расскажите о своей жизни в Слове – Слове Божием, о своих отношениях с Писанием. Когда впервые прочитали Евангелие?

Можно считать, что эта тема началась с того момента, когда на меня наложили первую епитимию, которая до сих пор кажется мне не такой уж лёгкой, как мне показалось по первости. Епитимия была такова – читать по главе Евангелия каждый день. Я вынужден был заставлять себя это проделывать, потому что очень хотел избавиться от порока, который меня убивал.

Таким образом, выработалась привычка, за которой последовало углублённое чтение. Естественно, возникали вопросы, я начал записывать отрывки из разных благовествований, накопился материал, размышления. Затем я это всё упорядочил, объединив под названием «Жизнь в Слове». Решился окончательно писать на эту тему после второго прочтения апокрифов.

А когда Вы впервые читали Евангелие, Все ли приняли сразу или сердце чего-то не вместило, против чего-то запротестовало?

Когда я начал читать Евангелие, а это произошло в 30 лет, я был готов к тому, что все мои сомнения относительно этого документа могут возникнуть лишь по причине моей духовной незрелости, но не по причине несовершенства самого Писания. Поэтому всё следующее время я старательно искал ответы на вопросы, вызванные моей непросвещённостью, и это был и остаётся самый увлекательный и полезный процесс познания великих истин – что такое жизнь вообще, как жить и радоваться, почему жизнь – это самое большое чудо для человека, как научиться любить и быть любимым, и многое другое.

Последняя глава «Маленькие фантазии» предельно откровенна, допускает в самое личное пространство. Почему Вы решили рассказать о таком личном? Вообще Ваша проза носит исповедальный характер. Вы мужественный человек, если решаетесь выносить сокровенное на суд почтенной, а то и не вполне почтенной, публики.

Откровенность происходит взаимообразно. Откроется тому, кто к этому причастен. Посторонние же ничего ценного не обнаружат.

В одном из своих интервью Вы говорили, что творчество имеет «терапевтическую» функцию. Книга «Архия» тоже является «лекарством»? На кого направлена эта «терапевтическая» функция – на Вас, на читателя? Пытались ли Вы что-то изжить в себе через эту книгу?

Для меня сам процесс написания является исцеляющим, и я очень надеюсь, что кому-то ещё это чтение принесёт душевное облегчение, радость и восторг.

А еще Вы говорили о том, что «творчеству противопоказана душевная успокоенность». В «Архии» Ваш лирический герой приходит к просветлению и покою. Есть ли для Вас разница между просветлением, счастьем и успокоенностью?

Для меня есть разница между душевным покоем и обычной успокоенностью. Покой – это скорее конечная стадия, к которой мы стремимся, а успокоенность имеет временное значение.

А возможно ли творчество в состоянии счастья? Или человеку необходимо испытывать боль, чтобы что-то создавать?

От степени ощущения нашего счастья (что означает близость к Богу) зависит атмосфера создаваемого. Я в таких случаях невольно представляю себе процесс созидания мира наивысшим Творцом. Думаю, Он пребывал в совершенном счастье.

Не мешает ли Бутусов-писатель Бутусову-композитору и музыканту? Не увлечет ли Вас литература настолько, что у любителей Вашей музыки возникнет повод для ропота?

От музыки невозможно избавиться, она звучит повсюду и всегда. Просто я нахожу пользу в перемене занятий, чтобы не впасть в монотонность.

Приоткройте завесу над тайной сочинительства – литературного или музыкального. Сравним их?

И то и другое в конечном счёте требует старательности, особенной сосредоточенности, целеустремлённости и постоянного внимания. А в целом это практика погружения в стихию воображения.

А теперь давайте сравним сочинительство поэтическое, особенно когда автор пишет текст на существующую музыку, находясь тем самым в тесных рамках ритма и размера, с сочинительством прозаическим. Что Вам больше по сердцу?

Это разные формы творчества, они одинаково полезны для души, как различные физические упражнения для рук и ног.

Вы формулировали какие-либо принципы для своего творчества? Скажем, «не навреди» или что-нибудь подобное?

На интуитивном уровне. Когда вступаешь в сферу творчества, обязательно подписываешь негласный договор о соблюдении свода определённых правил, иначе не сможешь перешагнуть эту невидимую границу. Правила простые – быть откровенным, искренним, бескорыстным, бесхитростным, щедрым, добромыслящим, великодушным и т.п.

У Вас большой опыт со-творчества – в Наутилусе, в Ю-Питере. И, как оказалось, в литературе: книга «Антидепрессант» написана в соавторстве с Николаем Якимчуком, а одна из самых пронзительных и невероятно красивых частей «Архии» – «Пробужденная радость» – с Вашей супругой Анжеликой. Вы коллективист по натуре? Или это сказывается многолетний опыт работы в музыкальных коллективах?

Я по натуре – затворник. Но убедился, что коллективное творчество даёт иногда поразительные результаты. Одна голова – хорошо, а две – лучше, что в свою очередь опровергает другую народную мудрость, гласящую, что лучшее – враг хорошего.

Вопрос о творческих кризисах – будь то в литературе или музыке. Схожи ли они? Как преодолеваете их? Совпадают ли они по времени, или бывает наоборот, когда, скажем, не пишется музыка, а словесное полотно ткется легко и непринужденно?

Я стараюсь чередовать эти занятия, чтобы не зацикливаться.

Согласны ли вы с утверждением: «если можешь не писать - не пиши». Вам это знакомо? Надо ли себя заставлять писать или ждать музу и все делать по вдохновению, наитию?

Порой, отвечая на вопросы, я соглашаюсь с данным утверждением.

Сейчас многие убеждены, что настоящие творцы не могут обходиться без химической стимуляции своих способностей. И действительно у многих художников – слова ли, кисти или ноты – есть опыт употребления наркотиков. Нежели это действительно может чем-то обогатить творчество?

Творчество – это осознанный процесс, а наркомания – это невменяемость. Ни о какой осознанности даже речи нет.

Как поэт и автор текстов «Наутилуса» Вы известны давно. А насколько давним является увлечение прозой?

Приблизительно одинаково.

Ваше место в музыке неоспоримо. Теперь можно говорить о Бутусове как об уже сложившемся писателе. Мало того, судя по ярким и красочным иллюстрациям к «Архии», Вы не оставляете и любовь своей юности – изобразительное искусство. Вы не страдаете от этой разделенности? Или разные виды искусства в Вашем случае взаимно дополняют и обогащают друг друга?

Это объединяет меня.

Ваши иллюстрации очень интересны. Обращает на себя внимание большое количество разнообразных шаров. Что они для Вас символизируют?

Шар – это символ гармонии, символ совершенства.

Вас часто спрашивают, какую музыку Вы слушали и слушаете, кто из музыкантов оказывал на Ваше творчество влияние. Пришла пора спросить о Ваших литературных предпочтениях: кого читали, кого читаете? Кто из литераторов оказал влияние на Ваше писательское становление?

Пушкин, Конан Дойл, Булгаков, Набоков, Маркес, Павич.

Что читаете своим детям? Есть ли у Вас в семье традиция чтения вслух?

Сказки – Метерлинк, Гауфф, О. Уайльд, Пройслер, Янссон, Чуковский, Пушкин. Духовные чтения, Домострой, Библия.

Вы пишете ручкой или сразу печатаете на компьютере? Процесс сочинительства как-то изменился с появлением компьютера в Вашей жизни? Рэй Бредбери, например, компьютер так и не принял, предпочитая ему машинку. Есть мнение, что, когда возможности редактирования текста ограничены, когда исправить что-либо крайне трудно, то сочинительство является более дисциплинированным, строгим, бережным, а может, и внутренне более интенсивным.

Я теперь пользуюсь компьютером, хотя были времена, когда я был завален ворохом бумаги. А дисциплина – это показатель не только уровня профессионализма, но и, более того, человеческого уровня развития.

Вы как-то обмолвились, что архитектурное образование помогает в музыкальном творчестве. А в литературном? Вообще давно замечено, что архитектурное образование дает мощный стимул развитию творческих способностей в самых разных сферах, и далеко не все выпускники архитектурных институтов становятся архитекторами, уходя в живопись, музыку, дизайн, фотографию. В литературу, наконец. Поделитесь соображениями на этот счет.

Я знаю многих архитекторов, обладающих универсальным талантом. Архитектура – это универсальное знание.

Вы всегда говорили, что творческий процесс бесконечен, что он постоянно протекает в голове и сердце. Стало быть, надо ждать продолжения литературных опытов?

Надеюсь, что вслед за прочими опытами наступит долгожданный духовный опыт.

И все же? Простите издателя за настойчивость. Да и читатели интересуются.

Конечно, я буду продолжать писать, потому что мне это нравится, как рисование и занятие музыкой.

Вопрос-предложение-просьба: не пришла ли пора устраивать литературно-музыкальные вечера и камерное общение с публикой?

Мне требуется немалое усилие для открытого общения с публикой.

Можно ли ожидать, что литературное творчество подвигнет Вас, наконец, к созданию своего блога? Люди будут рады. Миллионы людей.

Возможно, зарекаться не буду. Сейчас на это нет никакого времени и сил.

Удачи Вам и вдохновения.

Спаси, Господи!