|
Правда жизни и правда музыки несовместимы |
JazzQuad.ru
В американской музыкальной культуре есть понятие American Songbook – «Американская песенная тетрадь». Это набор популярных песен, написанных в основном в период 20-х – 60-х годов XX века такими композиторами, как Джером Керн, Джордж Гершвин, Харольд Арлен, Коул Портер, Ричард Роджерс, Ирвинг Берлин и некоторыми другими. Это, если можно так выразиться, «священная корова» американской песни – мелодии и темы, пришедшие из бродвейских мюзиклов и ревю, голливудских кинофильмов... Их исполняли и исполняют до сих пор практически все мало-мальски серьезные американские вокалисты и вокалистки. Как говорится, классика она и в Африке классика.
Одним из источников джазовых стандартов является популярная классическая песня. В истории американской музыки есть один крайне необычный и вызывающий противоречивые чувства композитор и автор многочисленных стандартов – Коул Портер. В этом году, в понедельник 9 июня, исполнилось 117 лет со дня его рождения.
Не так давно я послушал диск Дайаны Кролл The Best Of, который как раз фигурировал в одном из недавних CD-обзорах Jazz-Квадрата. Там я сразу, что говорится, «наткнулся» на знаменитую песню Коула Портера I’ve Got You Under My Skin. Чем так знаменита эта песня? В общем, даже не тем, что, когда ее более 50 лет назад исполнил и записал Фрэнк Синатра, она стала в один момент не просто всеамериканским, а буквально всемирным хитом. Пожалуй, скорее тем, что ее с неизменным успехом исполняют по сей день... Скажите, вы много знаете песен, которые продолжают петь, и знают буквально все, кто интересуется музыкой, ну хотя бы лет двадцать подряд? А у Портера таких стандартов – не один и не два.
А сам Портер прожил не такую уж долгую (всего 73 года), но ОЧЕНЬ бурную, насыщенную и интересную жизнь. О такой жизни говорят – кинематографическая биография. Да, впрочем, о композиторе сняли уже два фильма... один даже при его жизни... А то, что многие детали их сюжетов или имеют маловато общего с реальной биографией Портера или о многом умалчивают – так это только доказывает его неординарность.
Родился композитор в 1881 году в городке Перу, штат Индиана, и рос на ранчо в окружении фруктовых садов и лошадей. Его дед был одним из самых богатых людей штата и не жалел денег на внука. Собственная лошадь у Коула появилась уже в шесть лет. Правда, деду хронически не везло с родственниками. Сначала он мечтал, что его дочь выйдет замуж за красивого мужественного бизнесмэна с сильным, непреклонным характером, но, увы. Мать будущего композитора, Кэйт Коул, предпочла всем блестящим партиям скромного, даже застенчивого невзрачного бедного аптекаря из своего родного городка по имени Сэмюэль Портер. А когда родился очаровательный внук, которого назвали по имени матери и фамилии отца – Коул Портер – дед, естественно, переложил все свои надежды на его будущее.
Однако и здесь его ждало разочарование – маленький Коул с самого раннего детства имел одну лишь пламенную страсть. Это была музыка, музыка и еще раз музыка. Уроки фортепиано (которое он обожал) и скрипки (которую так же искренне ненавидел) ему начала давать мама где-то лет с трех. В шесть он пошел в музыкальный колледж, а уже в десять лет сочинил свою первую сначала песню, а чуть погодя – даже целую оперетту, пусть и с небольшой помощью взрослых. И тут надо сказать, что дед Портера, старый богатей Джеймс Омар, к его чести, вовсе не оказался тираном и самодуром. Он, конечно, как мог, подталкивал внука на финансовую и юридическую стезю, но не препятствовал его основному увлечению. Видя такую страсть мальчика к музыке, он смирился с неизбежным и финансировал дальнейшую музыкальную учебу Коула в самом престижном университете Америки того времени – Йельском. Да и в дальнейшем он, хотя и грозился лишить наследства, но все-таки поддерживал все начинания внука как мог – можно сказать, образцовый дед! Впрочем, в таланте Портера сомневаться не приходилось никому.
Но уже тогда мама юного дарования решила сделать все, чтобы ее чадо стало первым в музыке, и предприняла для этого определенные шаги. В итоге еще в то время, когда Коул ходил в колледж, он получил первые уроки творческого «выживания», которые усвоил очень крепко и, не стесняясь ни на мгновение, пользовался ими всю жизнь. Деньги деньгами, но мальчика ведь надо было продвигать в музыке так, чтобы его заметили. Тогда, в отличие от теперешнего времени, и особенно от того, что творится в шоу-бизнесе у нас, в пуритански строгой Америке одними деньгами такие дела не решались. Однако его мать знала, как надо действовать, чтобы талант сына увидели и признали.
Первым, что она сделала, стал поистине гениальный в своей простоте ход. Когда Коула принимали в Вустерскую музыкальную Академию в возрасте 14 лет, она устроила так, чтобы мальчику в школьных документах переписали год рождения и сделали его на один год младше. Вы спросите: ну и что здесь такого особенного? А дело в том, что он теперь считался младше всех поступающих в ту же академию и на основании этого официально был признан «экстрауспевающим для своего возраста». Мамаша, имея в распоряжении банковский счет деда мальчика, развернула широкую деятельность. Она спонсировала студенческий оркестр в обмен на обещание чаще делать ее сына солистом на выступлениях. Она делала взносы в бюджет местной прессы, чтобы они регулярно писали о концертах, в которых участвовал Коул Портер, публиковала ноты его ранних сочинений и рассылала их по нотным магазинам и библиотекам.
Единственное, что можно сказать в пользу самого Портера в этой ситуации: он не сидел без дела и не надеялся, что его просто «протолкнут» наверх – он работал. Ему повезло с педагогом, доктором музыки Аберкромби. Тот вложил в него ценную идею, что музыка и слова в произведении должны быть единым целым, и что лучше всего композитору не доверять никому со стороны, а писать тексты самому. Коул последовал этому совету, и оказалось, что он, ко всему прочему, отличный поэт-песенник. Всю свою последующую жизнь он ни разу не заказывал никому стихи к своим песням – все делал сам.
Интересно, что и здесь творчество Портера несколько выделяется из ряда тогдашней легкой музыки. Если, скажем, послушать песню Every Time We Say Goodbye и разобрать текст, то это окажутся довольно-таки неплохие стихи… ей-богу. «Каждый раз Когда мы прощаемся, Я немного умираю... Каждый раз Когда мы прощаемся, Я немного удивляюсь – зачем я это делаю...» Да... но о текстах песен Портера подробнее разговор пойдет немного позже – это очень любопытная тема.
В 1909 году юный композитор окончил Вустерскую Академию с отличием и поступил в Йельский университет. Там он вел очень активную жизнь – быстро стал членом престижного клуба, написал кучу футбольных гимнов для университетской футбольной команды (кстати, эти гимны в Йеле исполняются до сих пор), начал писать мюзиклы и песни для студенческих ревю, с которыми даже ездил в гастроли по стране. За пять лет учебы он написал около 300 песен, в том числе для шести полноформатных мюзиклов – необычайно высокая продуктивность.
Там же, в колледже, проявилась и другая особенность Коула Портера. Сейчас это уже стало чуть ли не нормой для музыкальной и театральной богемы, а тогда все же такое предпочитали не афишировать. Как пишет один американский автор, «у юноши обнаружилась склонность к молодым красивым мужчинам спортивного телосложения», короче, именно то, что сегодня политкорректно именуется нетрадиционной сексуальной ориентацией. В те годы ему удавалось скрывать свои увлечения, упоминать о них его знакомые стали значительно позже. А его дед предпринял последнюю попытку направить внука на путь бизнесмэна – он настоял на том, чтобы тот поступил в Гарвард на юридический факультет. Коул выдержал меньше года, и... тайком от деда перевелся на факультет искусств – там же, в Гарварде. После Гарварда молодой композитор пытался поставить собственный мюзикл на Бродвее, но провалился – в его сочинениях еще не было того шарма и блеска, которые появились у него лет через 10. И у Портера начался период странствий, разгула и мистификаций.
В 1917 году, когда США вступили в Первую мировую войну, Коул отправился в Париж, где дед пристроил его по своим связям сначала по интендантской службе, а потом в парижском бюро американского военного атташе... фактически при посольстве. Портер постоянно вращался в высшем обществе, вел светскую жизнь, он бывал принят во всех аристократических домах Парижа. Париж он полюбил навсегда – ему было там комфортнее, чем на родине, кстати, еще и потому, что к гомосексуализму во Франции относились ГОРАЗДО либеральнее.
Свою любовь к Парижу Коул Портер выразил в многочисленных песнях. Париж – это было прекрасно, однако юношеские уроки мамочки были усвоены Портером крепко, и подходил он к ним творчески. Он быстро заметил, что американские репортеры, которые регулярно приезжали в Париж писать военные репортажи, жаждут именно военных историй, и что на родине военные герои пользуются гораздо большей популярностью, чем интенданты, проводящие время на приемах в высшем обществе. И Коул Портер решил, что в Америке ему нужна будет именно военная биография.
Все устроить оказалось легко. Это было даже похоже на киносюжет. Достаточно было упомянуть паре репортеров, что он записался во Французский Легион и собирается воевать в Африке. Чуть позже подогретые слухами журналисты заглатывали из его рук целые истории, полные всевозможных тягот войны и героизма. Правда, предусмотрительный композитор сам себя в герои не определил и даже скромно говорил, что никаких наград ему не положено и т.д. и т.п. Все произошло, как он и рассчитывал – на родине вдохновленные репортеры строчили статью за статьей с описанием его «подвигов». А проверить правдивость этих рассказов никому и в голову не пришло... французы американскую прессу не читали, а американцы всегда отличались совершенным незнанием европейских реалий. Свою военную легенду Портер бережно лелеял всю жизнь и даже использовал в фильме, который о нем сняли еще при жизни – в 45 году – получился этакий вполне фантазийный военный боевик с шикарным Кэри Грантом в главной роли. Друзей и родственников при выходе фильма обуревали самые противоречивые чувства – от истерического веселья до легкого недоумения – в зависимости от степени посвященности в тайны его личной жизни, но сам Коул был страшно доволен.
А в Париже под конец Первой мировой войны будущему бродвейскому триумфатору везло просто фантастически. Престиж на родине был обеспечен доверчивыми газетчиками, теперь было бы еще неплохо наладить личную жизнь. Проявить себя открытым гомосексуалистом было неудобно и в Париже, а уж в Америке об этом и речи быть не могло. И вот в 1919 году на приеме у военного атташе двадцативосьмилетний композитор встречается с НЕЙ. Красавица, умница, миллионерша, американка Линда Томас. Правда, разведенная... и достаточно скандально. В Париже этот факт не имеет принципиального значения, хотя и мешает общению в высшем аристократическом кругу, но ведь придется возвращаться когда-то и в США.
Это был не то чтобы брак по расчету – это был брак-дружба. Они симпатизировали друг другу и им было нечего делить, зато они дали себе, так сказать, взаимное официальное прикрытие. Коул никогда не сказал о своей жене ни одного плохого слова, хоть в 30-х годах и стал жить отдельно, а она всегда трогательно заботилась о нем, а после несчастья, случившегося с композитором в 37 году, опекала его как могла. Портер неоднократно во всех интервью выражал ей свою благодарность и говорил, что без нее его жизнь была бы совсем другой и намного хуже. Детей у них, разумеется, не было.
В Европе чета Портеров вела жизнь супругов из высшего общества с эксцентричными замашками. Война закончилась, и люди жаждали развлечений. В Париже Портеры прославились тем, что их гости всегда гадали, кого же они увидят в роли своих развлекателей. Согласитесь, додуматься пригласить к себе на один вечер специально для увеселения дорогих гостей, например, ВСЮ труппу Балета Монте-Карло... около сорока танцоров, это мало кому могло придти в голову. Коул блистал на этих приемах, всегда находился в центре внимания, а некоторые его «изречения» даже вошли в историю. Например, такая сентенция: «Джентльмэн никогда не ест. Он только завтракает, обедает и ужинает». Не бог весть какая мудрость, но довольно остроумное замечание, соответствующее нравам аристократии той эпохи.
Переехав на несколько лет в Венецию, Портеры открыли плавучий ночной клуб и устраивали для посетителей, например, поиски сокровищ по каналам и закоулкам со специальным сценарием и, что главное... НАСТОЯЩИМИ сокровищами в виде приза. Состоятельная публика валила к ним валом... эти развлечения считались последним писком шикарной жизни. Трудно сказать, много ли тогда сочинял Коул, но несомненно то, что его песни после 10 лет легкой жизни в Европе стали совсем другими – такими же легкими и непринужденными.
Возьмем, например, мелодию Портера Begin The Beguine. Beguine – это такой латиноамериканский танец тех лет, чуть было не ставший популярным во всей Америке, но бывший для этого все же чересчур сложным и, пожалуй, чересчур спокойным и размеренным. Однако он очень нравился композитору, и Портер вставил этот очень изящный и милый номер в свой мюзикл 35 года Jubilee. Мюзикл и песня имели успех, а после того, как пару лет спустя инструментальную версию записал самый популярный биг-бэнд того времени п/у Арти Шоу, эту танцевальную мелодию стала насвистывать и напевать вся Америка. А еще Портер помог «выходу в свет» самой знаменитой голливудской кинопары Джинджер Роджерс – Фред Астер. В фильме «Веселый развод» они исполнили его шлягеры, в том числе так любимую впоследствии джазмэенами Night And Day, с таким блеском, что фильм вошел в сотню лучших голливудских кино и пребывает там до сих пор.
Песни Портера и сегодня любят исполнять «умные» вокалисты. Вот, например, возьмем тему Easy To Love в исполнении Гарри Конника-младшего в сопровождении собственного биг-бэнда. Вроде бы на первый взгляд обычная песенка про любовь... но очень ироничная и совершенно без того, что сейчас многие называют «соплями с сахаром». Скорее напротив... Портер во многих своих песенках на любовную тему к иронии добавляет изрядную долю... цинизма.
В песне Begin The Beguine, о которой уже упоминалось, поется кроме прочего и о том, что женщины, вообще-то, в темноте все одинаковы... вот прямо так – слово в слово. А в очень известной его вещи Love For Sale («Любовь на продажу») девушка-проститутка ходит по улицам и предлагает: «Продается молодая аппетитная любовь... любовь свежая и еще неиспорченная.... любовь лишь едва-едва запачканная.... пусть поэты трубят о любви как маленькие дети... я знаю все типы любви лучше, чем все они вместе взятые... старая любовь, новая любовь... любая любовь – и все равно она настоящая любовь...» Для тридцатых-сороковых годов и пуританской Америки очень даже смело, я думаю, что публика скушала все это с удовольствием лишь по той причине, что подано блюдо было очень уж стильно, ярко и красиво!
А еще тексты Коула Портера славятся своей двусмысленностью. В ту эпоху непререкаемой гетеросексуальности ему с трудом удавалась взаимозаменяемость героев и полов, что было стандартом бродвейских ревю. Если вы не в курсе, то поясню: песни в подавляющем большинстве случаев тогда сочинялись таким образом, чтобы их могли петь артисты обоего пола – в них не было явного словесного указания на пол исполнителя, или он легко менялся. А у Портера это правило часто нарушается, причем таким образом, что если поет женщина, то еще ничего, но если мужчина... то сразу возникают некие нетрадиционные ассоциации. Вот как, например, в песенке My Heart Belongs To Daddy, где в якобы шуточном стиле поется... «если я зову ребят вечером поужинать за мой счет, то это ничего не значит... мое сердце принадлежит моему папочке... и мы поженимся...», мужчине петь это совершенно не стоит. А в исполнении Эллы Фицджеральд – в самый раз, хотя все равно... какой такой папочка имеется в виду, не вполне очевидно.
С 1930 года в жизни Портера, вернувшегося в США, начинается полоса успешных постановок на Бродвее и в Голливуде, и сначала всеамериканская, а потом и всемирная слава. А заодно продолжалась и слава эксцентрика. В 1934 году должно было пойти его новое шоу, уже шли генеральные репетиции, но названия у постановки еще не было. Автор как-то бродил по сцене и, встретив рабочего, спросил у того, как, по его мнению, следовало бы назвать мюзикл. Рабочий честно ответил, что он уже замучился таскать кучу вещей и декораций на сцену и со сцены, и что он не видит во всем этом смысла, поэтому он бы так и назвал – Anything Goes – «Здесь все сойдет»... Портеру страшно понравилось, и он оставил это название. История просочилась в газеты, и рабочий сцены получил свою долю славы. Правда, насчет доли гонорара история умалчивает.
Но счастье не может длиться так долго... как правило. Все, казалось, благоволило к композитору, но в 37 году одна из его жизней дала трещину. Тяжелое падение во время конной прогулки... множественные переломы обеих ног... повреждение нервов... ему пришлось провести два года в различных клиниках и потом еще 5 лет в инвалидной коляске. Всего врачи сделали ему больше 30 операций на ногах в течение 20 последующих лет. Казалось, это была катастрофа – Портер всегда был полон энергии, окружен вниманием публики, друзей... да и его любовные похождения частенько становились предметом пересудов общества. С похождениями как раз пришлось покончить, но вот, что самое интересное, на творчестве композитора это несчастье как раз практически не сказалось. То есть, если проследить по его песням, то за последующие после несчастья пятнадцать лет он напишет больше изящных и порой очень веселых мелодий, чем до него.
Он не хочет быть обузой для жены и в 39 году, после выхода из клиники, поселяется в нью-йоркском отеле Уолдорф-Астория. Линда регулярно навещает его, но еще к нему приставляют постоянную девушку-горничную Глорию Сантос. Они подружились... то есть, это была действительно дружба... Портер рассказывал ей о своих замыслах, она была первой слушательницей всех новых песен, он даже прислушивался к ее мнению, похоже, это была умная девушка, поскольку ни о какой банальной любовной связи тут и речи быть не могло. Одной из первых мелодий, которые они обсуждали вместе, была сдержанная и возвышенная I Concentrate On You.
Этого человека, казалось, ничем нельзя было сломить. Проводив жену, он звал свою горничную, они обсуждали последние его работы, а потом он рассказывал девушке истории из своей жизни. Например, о том, как во время своего так называемого «медового месяца» (который они с Линдой Грант провели в Италии) он настолько впечатлился мозаикой под куполом одного мавзолея в городе Равенна, что той же ночью набросал тему своей знаменитой вещи «Ночь и день». А мозаика представляла собой вечернее ультрамариновое небо с огромными золотыми звездами... и когда он входил, а потом выходил из мавзолея под дневные небеса, то эта смена образов, как говорил композитор, осталась с ним навсегда.
Начиная с 30-х годов, мюзиклы Коула Портера практически не проваливались ни разу, Голливуд поставил почти по всем из них кинофильмы, правда, джазовые исполнители появлялись в постановках редко (как Луис Армстронг в мюзикле 56 года High Society («Высшее общество»)). Зато когда в 1958 году Элла Фицджеральд записала большой цикл его песен именно в джазовой версии (так называемый Ella Fitzgerald Sings Cole Porter Songbook), он имел огромный успех именно в джазовых кругах. С того времени мелодии Портера приобрели настоящую популярность в не-попсовом музыкальном мире.
Коул Портер вел активную творческую жизнь вплоть до 58-го – в тот год врачи после многочисленных осложнений были вынуждены ампутировать ему одну ногу. После этого Портер впал в депрессию и уже не написал ни одной мелодии. Он отказался от искусственной ноги и прожил затворником в том же отеле вплоть до смерти, которая наступила в 1964 году. Портер на 10 лет пережил жену, его мюзиклы продолжали выходить, песни его исполнялись по всему миру, но ему было уже все равно. Печально. Но его музыка осталась и, похоже, останется с нами еще надолго.
Евгений Долгих
Jazz-Квадрат, №4/2008
|