1tv.ru

В.ПОЗНЕР: Здравствуйте. Сегодня гость программы – музыкант, художник, писатель. Некоторые считают, что он, прежде всего, музыкант, сам Андрей говорит, что он художник, который иногда занимается музыкой. Если вы не догадались, я вам скажу, что наш гость – Андрей Макаревич. Добрый вечер.

А.МАКАРЕВИЧ: Добрый вечер.

В.ПОЗНЕР: Я вам прочитаю сейчас одну цитату из "АиФ", которая меня несколько напугала. Правда, она 4-летней давности: "Недавно в программе "Школа злословия" Авдотья Смирнова пыталась растормошить певца – ничего у нее не получилось. На все вопросы он отвечал так. "Вы бизнесмен?" - спрашивала она. Он: "Скорее, нет". Она: "Вы богатый?" Он: "Давайте определимся, что такое богатый". Она: "Вы – рок-музыкант?" Он: "Давайте определимся, что такое рок-музыкант". Эта манера Макаревича уходить от диалога знакома любому, кто хоть раз по долгу службы пытался с ним о чем-то поговорить". Я надеюсь, что у нас с Вами будет, все-таки, несколько иной разговор.

А.МАКАРЕВИЧ: Дело в том, что я совершенно не считаю эти ответы уходом. Потому что я до сих пор не знаю, что такое рок-музыка, поэтому я могу сказать, что я музыкант. А вот рок-музыкант – это какое-то особое подразделение. Это те, которые в кожаных куртках ходят, или которые рок-позы принимают на сцене? Я не знаю, действительно, и когда я не знаю – я об этом честно говорю.

В.ПОЗНЕР: Ну, и правильно. У нас есть vox populi – когда мы знаем, кто будет гость, люди на сайте Первого канала могут послать свои вопросы. Мы их смотрим и наиболее интересные отбираем. Кроме того, на улице останавливаем людей: "Будет такой-то. Вы бы хотели задать вопрос?" Мы начнем с этого. Елена Васильевна Божко: "Что Вы думаете о сегодняшнем состоянии дел на эстраде?" На ту же тему Вячеслав Олегович Сергеев: "Как вы относитесь к тому, что сейчас невозможно смотреть на эстраду по телевидению. Вам не кажется, что музыкальный уровень и вкус в России деградирует?"

А.МАКАРЕВИЧ: Эстрадно-музыкальный вкус в России, к сожалению, никогда особенно высоким и не был, несмотря на наличие в прошлом нескольких замечательных эстрадных композиторов – эпохи Дунаевского, Мокроусова и прочее. То, что он деградирует – пожалуй. Удивительно, что все эту эстраду ругают, но при этом ее почти все и смотрят. Если бы ее никто не смотрел, наверное, ее бы по телевизору уже и не показывали.

В.ПОЗНЕР: Можно то же самое сказать о телевизоре – все ругают и все смотрят – есть такой момент. Хорошо.

ЗРИТЕЛЬ: Андрей Вадимович, здравствуйте. У меня такой вопрос. Почему вы переделываете старые песни – аранжировки и так далее? Записи 1983, 1984, 1985 годов в старых аранжировках – они такие вкусные. А осовременивание их – оно как-то не очень. Спасибо.

А.МАКАРЕВИЧ: Я как раз совершенно не сторонник переделывать старые записи. Мы несколько песен переписали просто потому, что они были записаны в ужасном качестве в это время. Но аранжировки мы сохранили прежние. Если вы имеете в виду пластинку "С оркестром креольского танго" - это совсем другая история. Это попытка услышать и прочитать эти всем известные песни языком джаза.

В.ПОЗНЕР: Вилена Михайловна Кохан: "Представьте, что вы доктор. Какой диагноз вы поставите современной популярной музыке и какое лекарство назначите?"

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, такой санаторий с длительной терапией я бы назначил. Под внимательным наблюдением врача.

В.ПОЗНЕР: А диагноз-то какой?

А.МАКАРЕВИЧ: Медленное интеллектуальное угасание.

В.ПОЗНЕР: Но это ж не лечится. Максим Шамилевич Жданов: "Как Вы думаете, талант с годами уходит? И что любит талант, чем его кормить?"

А.МАКАРЕВИЧ: Это сложный вопрос. Я думаю, что это очень индивидуальная история. Во всяком случае, мне кажется, что если распоряжаться им неправедно, то он потом за это заплатит, с ним что-нибудь произойдет обязательно.

В.ПОЗНЕР: Вообще, есть какие-то таланты, явно связанные с юным возрастом. Скажем, математики. Самые блистательные работы в 20 лет и так далее. А, скажем, философы, напротив, гораздо позже.

В.ПОЗНЕР: Вообще-то это свежесть восприятия. Вот ты когда молодой – это все воспринимаешь впервые. И вообще самые мощные впечатления, представления о мире закладываются от 2 до 5 лет, поэтому роль родителей здесь очень велика. А потом постепенно дверцы закрываются, коробочки наполнились. И ты уже начинаешь пользоваться тем, что у тебя внутри. Ты постепенно теряешь интерес к тому, что тебя окружает. Тебе начинает казаться, что когда ты был молодой, и музыка была лучше, и книжки интереснее. Это, кстати, не всегда так. Просто эстетика вокруг нас меняется – это неизбежно.

ЗРИТЕЛЬ: Андрей Вадимович, я с удовольствием слушаю Ваши песни, Вы – прекрасный актер. Но когда я читаю ваши интервью, то меня поражает, как Вы изображаете в ужасном виде наше советское прошлое. Вы жили в это время, Вы творили в это время. Зачем Вы это делаете? Зачем хаете историю своей страны? В истории каждой страны бывают взлеты и падения, бывают черные, бывают светлые периоды, но это наша страна, это наша история. Мы жили в этой стране.

А.МАКАРЕВИЧ: Да, я тоже жил в этой стране, поэтому имею полное право ее осудить. Я, наверное, субъективен, я говорю то, что я чувствовал, то, что я помню. И это не значит, что не было ничего хорошего. Просто когда меня спрашивают, с каким негативом я сталкивался, я об этом честно рассказываю – его было предостаточно.

В.ПОЗНЕР: Андрей Лабазюк: "Как часто в Вашей жизни возникали ситуации, когда вы стояли перед выбором – прогибаться под изменчивый мир, или нет? Чем разрешались эти ситуации?" И схожий вопрос от Татьяны Владимировны Рубцовой: "Что или кто помогает Вам не прогибаться под изменчивый мир?"

А.МАКАРЕВИЧ: Я просто не могу делать то, что мне неинтересно и то, что мне не нравится. У меня, прежде всего, не получится. Поэтому у меня не стоял вопрос - прогибаться или нет. Я очень хорошо помню, как нас несколько раз в конце 70-х люди, которые к нам хорошо относились, пытались протащить на телевидение и говорили "Ну, спойте песенку вот эту, ну, спойте песенку Пахмутовой. Ну, хорошая же песня". Я говорю "Хорошая" - "Ну, спойте". Я говорю "У нас не получится, мы не исполнители. Это будет звучать ужасно. Как мы ни будем стараться, ничего из этого не выйдет". Поэтому и вопроса такого не стояло.

В.ПОЗНЕР: Виталий Фатюшин спрашивает: "Вступили ли вы в ряды партии "Единая Россия"?"

А.МАКАРЕВИЧ: Нет. А что, похоже? Я вообще не любитель вступать в партии.

В.ПОЗНЕР: Евгений Иванович Кузнецов: "Вы в своей жизни сделали что-то, с чем Вы были не согласны? Или по принуждению?"

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, наверное. Скажем, я работал несколько лет архитектором. Мы проектировали драмтеатр в Новгороде. Я пришел в Гипротеатр и его уже проектировали. Я отработал там, по-моему, 7 лет. Я уходил – его еще проектировали. В общем, это заняло 14 лет. Для тех времен – это нормальный срок. Это к вопросу товарища: "Что же я так советскую власть-то ругаю?" Красились фасады, рисовались доски большие, потом это все несли на утверждение в какой-то Госстрой. Приходил человечек, очень похожий на Никиту Сергеевича Хрущева и говорил: "Ну что это вы здесь намалевали? Давайте вспомним, что у нас в Новгороде? Церкви у нас. Вот арочки надо, арочки". И плача мы все это уносили, еще 2 года мы пририсовывали к театру арочки. Это к тому, что да, наверное, приходилось заниматься тем, чем я заниматься быне стал.

ЗРИТЕЛЬ: Андрей Вадимович, добрый день. Не секрет, что представители творческих профессий, к коим Вы тоже относитесь, должны нести в массы культуру, слово, доброту и так далее, но не заниматься демонстрацией своего я, своего эго, чем Вы занимаетесь регулярно в ваших интервью, в ваших публичных выступлениях. Мне хотелось бы задать вопрос: все-таки Вы планируете вернуться к истокам и заниматься именно творчеством, а не реализацией своего эго и своего я?

А.МАКАРЕВИЧ: Вообще говоря, я, по-моему, исключительно творчеством и занимаюсь. Интервью я даю крайне редко и, как правило, в тех случаях, когда мне необходимо что-то сообщить человечеству. Скажем, у нас выходит новая пластинка, тогда я соглашаюсь на интервью, иначе о ней просто не узнают – это необходимое зло. В интервью я отвечаю на вопросы, которые мне задают. Поэтому я не думаю, что я какое-то эго свое демонстрирую.

В.ПОЗНЕР: Александр Иосифович Малкиель: "Как Вам дышится сегодня в России?"

А.МАКАРЕВИЧ: По-разному. Меня масса вещей радует, масса вещей огорчает.

В.ПОЗНЕР: Об этом мы еще поговорим. И, пожалуй, последний вопрос из vox populi. Егор Синебок: "В 1993 году Вы активно критиковали Верховный совет. А как вам нынешний парламент?"

А.МАКАРЕВИЧ: Я не очень помню, чтобы я активно критиковал Верховный совет. Надо глубоко погрузиться в политику и следить за действиями Верховного совета, чтобы иметь основания его критиковать. Странно.

В.ПОЗНЕР: Ну это год, когда...

А.МАКАРЕВИЧ: Я помню. Второй несостоявшийся переворот. В общем, было противно, когда Руцкой повел на Останкино народ с танками. Я, кстати, находился в это время на эфире у Димы Диброва. И поскольку я ехал уже, огибая толпу, я кнему зашел – был прямой эфир – я говорю: "Сейчас начнется - часика через полтора". Он говорит: "Как хорошо! Мы и посмотрим". Но эфир мы довели до конца. Потом, как-то, с большим трудом выбирались.

В.ПОЗНЕР: Я перехожу к самому интервью. Я попытался разбить его на какие-то логические части. Данная часть называется "За музыку", если Вы позволите. Во-первых, поздравляю Вашу группу с 40-летием, которое в этомгоду.

А.МАКАРЕВИЧ: Спасибо.

В.ПОЗНЕР: Сразу и вопрос. 40 лет для любой музыкальной группы – это очень много. Ну, я могу вспомнить, может быть, только "Rolling Stones"… Как объяснить, что это за феномен? Вы наверняка над этим думали – почему так долго вы не исчезаете? Значит, в вас есть потребность.

А.МАКАРЕВИЧ: Я думаю, что мы просто чудесным образом друг к другу подобрались. Мы все очень разные, у каждого есть возможность самовыражаться отдельно от группы. У каждого еще есть какие-то свои команды, поэтому периодически мы начинаем друг по другу скучать и скучать по процессу совместного музицирования.

В.ПОЗНЕР: Но ведь оказывается, что публика этого ждет – вот что для меня поразительно. Но то, что вы друг по другу скучаете – это Бог с ним.

А.МАКАРЕВИЧ: Это забавно. Вообще, меня это радует, и я даже в этом не хочу копаться. Вот это есть – и слава Богу.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Я Вас очень давно знаю. Мы жили в одном доме на Комсомольском проспекте, дом 25. Так что я помню Вас небольшим, скажем так. И мне казалось, когда впервые услышал Вашу музыку, что на Вас довольно сильно подействовал Боб Дилан. Я ошибался или нет?

А.МАКАРЕВИЧ: На меня очень сильно действовало все, что я первые годы слышал, начиная с "Beatles", была пора волшебных открытий. Потому что кто-то приносил пластинку: "Что это?" - "Это Сантана". Елки-палки! Потом приносили "Led Zeppelin" – "Ух ты!" Появлялись какие-то гиганты. Дилан мне очень понравился. Во-первых, у него были замечательные стихи, во-вторых, он был абсолютный минималист, в-третьих, у него был такой же противный голос как у меня. То есть все вот это устраивало.

В.ПОЗНЕР: Кстати, насчет вашего голоса. Вы как-то его назвали замечательно-гнусавым. Это что – его свойство при рождении?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет, не совсем. В возрасте 2 лет меня няня уронила мордой об асфальт. Она побоялась маме с папой об этом сказать – это днем происходило, хотя, я это помню очень хорошо. Я помню вкус вот этого асфальта, песок на зубах. И у меня погнулась носовая перегородка, вследствие чего вот такой забавный прононс остался на всю жизнь.

В.ПОЗНЕР: Не бывает худа без добра это называется. Андрей Макаревич: "Я думаю, что я, конечно, не джазовый музыкант и не роковый музыкант. Может быть, я не очень-то и музыкант. Я рассказываю свои истории под музыку, которую придумываю – вот и все". Значит, в связи с этим поэт? И еще. Музыку слушают по-разному, по разным причинам. Скажем, из-за красоты самой музыки и голоса, ну, опера, например. Или из-за того, кто поет - ну не знаю, там Кобзон или Синатра. И тогда неважно, понимаешь или нет – это не имеет значения. Слова для тебя не имеют значения, имеют значение совсем другие вещи. А потом - вот такие певцы, без понимания которых слушать вообще не имеет смысла. Вот, Жорж Брассанс или тот же Боб Дилан. Может быть, "Машина времени", может быть, "Beatles" – здесь совсем другое. Вот Вы себя относите, все-таки?.. Тогда это поэты, новая французская песня, где, опять-таки, слова колоссальное имеют значение, а музыка - я не знаю, Высоцкий, Булат – все оттуда. Или нет?

А.МАКАРЕВИЧ: Я думаю, что на самом деле грани четкой нет – она размыта довольно здорово. Боба Дилана, все-таки, знает весь мир, хотя хорошо бы при этом еще понимать, о чем он поет. Это не со всеми происходит. Но он невероятно эмоционален, он очень точен в передаче того, что он хочет передать. И вообще, даже если слушаешь какое-то имя, то, прежде всего, - качество того, что этот человек делает. Я не думаю, и вообще я стараюсь... Окуджава – великолепный мелодист, Высоцкий – великолепный мелодист, который на 3 аккорда придумал такое количество мелодий, что не сосчитать. Он очень редко повторялся в своих мелодиях, просто средства, которыми он пользовался, были очень простыми. Взял карандашик – и нарисовал. Так это самое трудное и есть. Проще пригласить аранжировщика с оркестром за спиной, и сделают как у всех. А ты попробуй быть интересным, когда у тебя одна гитара, не очень хорошо настроенная еще. Так что, Высоцкий интересен как исполнитель помимо того, что он очень интересен как поэт.

В.ПОЗНЕР: У него не очень хорошо настроенная гитара – это, скорее, говорит о... Но это не специально?

А.МАКАРЕВИЧ: Я уверен, что специально. Уверен, абсолютно. Это такой тоже штришочек к жанру.

В.ПОЗНЕР: Вы как-то сказали, что культура бардовской песни ушла, ее нет больше на свете. Что она была формой противостояния советской действительности – это я вас цитирую.

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, в общем, да.

В.ПОЗНЕР: А рок изначально – это не противостояние обществу в целом? Рэп – это не противостояние?

А.МАКАРЕВИЧ: На эстетическом уровне, наверное. Но нам хочется во всем видеть революцию - жителям нашей страны. Поэтому наши критики музыкальные, которых я не очень жалую, придумали из рок-музыкантов сразу таких революционеров, прежде всего социальных. "Led Zeppelin", которые очень много принесли в музыку нового. Но против чего они протестовали? Против чего протестовали "Beatles"? Да не против чего - против эстетики, против конвейера, против попсы. Но они протестовали качеством того, что они делали. Они просто делали лучше, чем все остальные. А у нас это вылилось в социальный протест. Значит, если ты рокер, ты должен обязательно быть против? и про это петь. Против чего был Элвис Пресли? Я не знаю.

В.ПОЗНЕР: Вы говорите, что "не очень жалуете музыкальных критиков". А почему? У Вас есть личная к ним обида?

А.МАКАРЕВИЧ: У нас мало интересных музыкальных критиков. Крайне мало на такую большую страну. Музыкантов больше.

В.ПОЗНЕР: Готовится один документальный фильм на BBC, называется так: "Как Битлы разрушили Советский Союз".

А.МАКАРЕВИЧ: Я несколько лет назад читал статью какого-то нашего парня почти с таким же названием, где он очень убедительно объяснял, почему это произошло.

В.ПОЗНЕР: Значит, эти люди, которые сидели на самом верху, слушая вот это все… Я убежден, что они ни черта не понимали в этой музыке, но что-то они почуяли?

А.МАКАРЕВИЧ: Конечно.

В.ПОЗНЕР: Что они почувствовали?

А.МАКАРЕВИЧ: Свободу. Они почуяли невероятную свободу выражения, которой здесь не пахло, и которой боялись инстинктивно. Потому что диктатура, прежде всего, боится улыбки и свободы.

В.ПОЗНЕР: Это классовое чутье?

А.МАКАРЕВИЧ: Да. Безошибочное.

В.ПОЗНЕР: У них это было в высокой степени развито.

А.МАКАРЕВИЧ: Конечно.

В.ПОЗНЕР: Вы это чувствовали на себе?

А.МАКАРЕВИЧ: Конечно. Потому что когда я пытался выяснить: "А конкретно почему вы нам не разрешаете петь эту песню? Ну, давайте мы пойдем по стихам. Что здесь антисоветского?" - "Нет, ну в целом, понимаете? В целом. Ведь слушатель не будет по строчкам разбирать". Боялись.

В.ПОЗНЕР: А вот есть ли какая-то одна песня или две, которые в этом смысле Вам особенно запомнились, наиболее трудные для прохода через эту цензуру? Потому что это была цензура самая реальная.

А.МАКАРЕВИЧ: Песня "Поворот" продержалась в хит-параде газеты "МК" 18 месяцев. Случай небывалый – полтора года на первом месте. При этом мы не имели права ее петь на концертах. Нас спрашивали: "Куда вы поворачиваете? Какой поворот вы имеете в виду?" У меня не было ответа на этот вопрос. С "Марионетками" было страшно. Частные слушатели меня мучили вопросом: "Это про какой съезд партии песня?" А я меньше всего думал про съезд партии, я думал вообще про отношения между людьми. И мне казалось, что это гораздо шире, чем съезд какой-то партии. Это то, что вообще происходит в мире и происходило, и будет происходить.

В.ПОЗНЕР: Вы считаете, эта песня актуальна на сегодняшний день?

А.МАКАРЕВИЧ: Да, абсолютно. Люди-то не меняются.

В.ПОЗНЕР: Значит, Вы согласны с тем тезисом, что хоть в какой-то степени, но "Beatles" сыграли роль в развале?

А.МАКАРЕВИЧ: Колоссальную.

В.ПОЗНЕР: А вы?

А.МАКАРЕВИЧ: Наверное, и мы.

В.ПОЗНЕР: А Булат?

А.МАКАРЕВИЧ: Безусловно.

В.ПОЗНЕР: Высоцкий?

А.МАКАРЕВИЧ: Безусловно. И Высоцкий, и Галич.

В.ПОЗНЕР: Значит, песня, хотите Вы того или нет, или определенный жанр песни – это политическая штука?

А.МАКАРЕВИЧ: Это ее побочное действие. Мы не писали песни с целью разрушить Советский Союз – мы меньше всего об этом думали.

В.ПОЗНЕР: Я не сомневаюсь. Перед рекламой задам еще один вопрос. Как-то я читал, что Вы сказали, что Вам очень нравится музыка 70-х годов. Мне, например, больше нравится музыка 40-х и 50-х.

А.МАКАРЕВИЧ: Мне тоже. И сейчас то, что я слушаю, - это как раз 40-е и 50-е годы.

В.ПОЗНЕР: А вы можете коротко сказать, почему она вам нравится?

А.МАКАРЕВИЧ: Да. Потому что тогда была очень правильная мода – было модно сочинять красивые мелодии. Были в моде хорошие голоса, красивые джазовые аранжировки. Поэтому было огромное количество суперкомпозиторов и аранжировщиков.

В.ПОЗНЕР: Это Джером Керн, например?

А.МАКАРЕВИЧ: Это масса людей. Это Дайана Вашингтон, Элла Фицжеральд.

В.ПОЗНЕР: А как Вам Билли Холидей?

А.МАКАРЕВИЧ: Замечательная очень. Фантастическая.

В.ПОЗНЕР: Но я боюсь, что мы для некоторых наших зрителей, может быть, уходим в какие-то дебри. Следующий кусок у нас будет "за политику" разговор, а пока что - реклама.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

В.ПОЗНЕР: Итак, за политику. Ваши высказывания в этой области, довольно, я бы сказал, резкие, некомплиментарные: "Я думаю, что в политику идут люди, отягощенные комплексами, и, как правило, не вполне здоровые. Если человек идет туда, всерьез одержимый идеей спасти человечество, то он отчасти идиот. А если он стремится в политику из-за каких-то личных соображений, то просто непорядочный человек". Третьего не бывает?

А.МАКАРЕВИЧ: Наверное, бывает, но крайне редко.

В.ПОЗНЕР: Далее: "Сейчас мне никто не мешает делать то, что я считаю нужным. Меня тошнит от политики, потому что какую газету ни открой, первые страницы отданы ей. Меня тошнит от этих клоунов, которые пиарят себя по телевизору по поводу и без повода, и на коньках, и в песнях". Вы разве в песнях себя не пиарите, хотите Вы того или нет?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет, это моя основная работа.

В.ПОЗНЕР: Ну, а когда состоялись президентские выборы - Васильевский спуск, гигантский концерт в честь избрания президентом Дмитрия Анатольевича Медведева – Вы приняли участие в этом концерте. Это политический шаг, хотите Вы того или нет.

А.МАКАРЕВИЧ: Я считаю, что это человеческий шаг. Мне кажется, что завершение выборов президента – для любой страны это праздник. По случаю такого праздника устраиваются концерты на площадях – это международная практика.

В.ПОЗНЕР: Это не выражение, в данном случае, тем или иным музыкантом согласия с выбором, который был сделан? Потому что можно быть и несогласным.

А.МАКАРЕВИЧ: Я в данном случае голосовал за Дмитрия Анатольевича, так что это абсолютно совпадало с моими убеждениями.

В.ПОЗНЕР: У Вас есть склонность говорить публично, что Вы голосовали за Медведева, Что Вы относитесь с большой симпатией к Путину, что Вам вполне нравится Сурков. У Вас не бывает опасений, что наше либеральное крыло разместит Вас среди людей, Вам совершенно чуждых? Я имею в виду суперпатриотов и так далее?

А.МАКАРЕВИЧ: Это их проблема. Я не сильно похож на суперпатриотов в этом смысле, хотя патриотом себя считаю, между прочим. И мне не очень важно, где и кто меня разместит. Я всегда говорю то, что думаю.

В.ПОЗНЕР: Ну, а все-таки? Какое отношение должно быть между художником и властью? Должно быть какое-то особое отношение? Или такое же, как между инженером и властью? Все-таки, художник выражает нечто такое?

А.МАКАРЕВИЧ: Я не думаю. Мне кажется, что я у власти ничего не прошу. Она у меня - тоже. Я имею возможность заниматься любимым делом. Если не дай Бог происходит что-то, и власть поступает так, как я считаю неверным, я вправе об этом сказать.

В.ПОЗНЕР: И скажете?

А.МАКАРЕВИЧ: Скажу, конечно.

В.ПОЗНЕР: Такие случаи были?

А.МАКАРЕВИЧ: Мы занимаемся периодически... Наверное, это вещи не того масштаба, не общегосударственного. Но мы потратили много сил на то, чтобы прекратили просто чудовищное, варварское уничтожение собак в Москве и области, потому что это было за гранью добра и зла. Пришлось идти к Юрию Михайловичу, собирать и подписи, и письма. И сейчас каким-то образом это пытаются отрегулировать.

В.ПОЗНЕР: В том, что Вы говорите, нет никакой политики.

А.МАКАРЕВИЧ: А я думаю, что в этом есть политика. Есть власти – чтобы вообще эти вещи регулировать. Потому что принимаются какие-то решения, выделяются какие-то деньги.

В.ПОЗНЕР: Это понятно. Я имею в виду другое. Ну, скажем, война в Чечне, история с Бахминой – какие-то вещи, которые имеют явно политический, социальный оттенок. Вот вы в таких случаях вообще там подписывали ли какие-либо письма, выступали ли? Или пока это вас как-то непосредственно эмоционально не затронет, вы это оставляете в стороне?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет, я никаких писем не подписывал, пока, во всяком случае. Хотя, меня многие вещи не устраивают. Меня не устраивает, что наше правительство, на мой взгляд, сквозь пальцы смотрит на чудовищно растущий национализм.

В.ПОЗНЕР: Кстати. Сегодня дата знаете какая? 20 апреля – это чей день рождения?

А.МАКАРЕВИЧ: Уж не Гитлера ли?

В.ПОЗНЕР: Именно! Адольфа Алоизовича. Примерно 7 лет тому назад Вы у меня были в программе "Времена" - была Елена Ханга, и мы обсуждали этот вопрос. Вы пришли как свежая голова и высказывались довольно резко и с опасениями о том, что происходит. Прошло 7 лет. Опасения эти у Вас не прошли, как я вижу?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет. Это все растет и растет очень здорово. У меня такое ощущение, что кого-то наверху это вполне устраивает. Называется "лишь бы патриотизм, пусть такой". Такие патриотизмы очень плохо заканчиваются. И история знает примеры.

В.ПОЗНЕР: Вы по этому поводу высказываетесь? Кроме этой программы?

А.МАКАРЕВИЧ: А что я скажу? Меня как-то особо не спрашивают. Я могу в песнях высказываться, что я тоже иногда делаю.

В.ПОЗНЕР: Ваши песни для многих – хотите Вы того или нет – были и остаются символами чего-то. Что это не просто песня, а вот, символ. И Вы сказали по этому поводу, что это не моя проблема, эти песни не придуманы как символы. Но кто-то хочет увидеть в этом символы.

А.МАКАРЕВИЧ: На самом деле каждый видит то, что он хочет видеть, - это правда. Но это не освобождает меня от ответственности за мной написанные слова.

В.ПОЗНЕР: Вообще, дурацкий вопрос, но я не могу его не задать: Вы любите Россию?

А.МАКАРЕВИЧ: Да, конечно.

В.ПОЗНЕР: И вместе с тем Вы очень резко высказываетесь по поводу любимой страны: "Я считаю, что во многом, к большому сожалению, наша страна свой исторический шанс упустила. Но все равно у нас в России ничего не меняется – что тысячу лет назад, что сейчас – и это очень печально". И еще одна цитата: "Я не думаю, что советская власть вернется. Она в душах, пожалуй, большей части населения нашей страны и в большей степени, чем в душах, скажем, Путина и Медведева. Что с этим делать, я, к сожалению, не знаю". Далее: "Я не люблю русскую истерику с разрыванием рубахи на груди. Все это есенинское – не мое". А что "мое"?

А.МАКАРЕВИЧ: У нас в стране живет огромное количество замечательных людей. Со многими из них я имею счастье быть знакомым, со многими дружу. Я очень много путешествовал, мы постоянно гастролируем. И у нас есть замечательные люди, иногда в совершенной глубинке в какой-то, где, на первый взгляд, жить-то невозможно. У нас потрясающая природа, уникальная. И все, что я сейчас сказал, это совершенно не отметает того, что Вы сейчас процитировали.

В.ПОЗНЕР: Но иногда кажется, что у Вас такое мнение – не только у вас, кстати – что все равно ничего не меняется.

А.МАКАРЕВИЧ: Нет, конечно, меняется. Просто я в этой ситуации не говорю о вещах, которые для нас стали очевидными. Молодые люди сегодня гораздо свободнее, чем были мы.

В.ПОЗНЕР: Все-таки у них меньше того, что вы называете "мерзкими советскими генами"?

А.МАКАРЕВИЧ: У них меньше, значительно. Потому что они это не застали. Они не понимают, например, что такое сознание того, что ты никогда не увидишь, что находится за границей. Они спокойно совершенно перемещаются по миру, были бы деньги. Я в этом смысле им завидую. У нас было несколько иначе.

В.ПОЗНЕР: А вот это вот желание "сильной руки"? Эта тоска по Иосифу Виссарионовичу?

А.МАКАРЕВИЧ: Вот это, я боюсь, генетическое.

В.ПОЗНЕР: На этой неделе очень пышно отмечалась Пасха. И в связи с этим одна Ваша цитата: "Я – крещенный. Было довольно забавно, потому что крестили меня православный батюшка, а мой крестный отец – тоже священник, но баптист. Пока я стоял ножками в воде, у них возник богословский спор, который я некоторое время с интересом слушал, но потом мне пришлось их рассудить. С тех пор я негативно отношусь к раздуваемым противоречиям между конфессиями". А вообще Ваше отношение к церкви сегодня в России? К такому очень заметному ее присутствию вне пределов храма, на экране?

А.МАКАРЕВИЧ: Мне не нравится активное приближение церкви к государству – я это считаю неправильным.

В.ПОЗНЕР: Вы вообще человек верующий?

А.МАКАРЕВИЧ: Это некорректный вопрос.

В.ПОЗНЕР: Снимаю. Имеете право не отвечать. Кроме того, можете сказать "Не ваше дело" совершенно спокойно, потому что это на самом деле очень личный вопрос. Вопросы за жизнь, если позволите. Давайте вспомним далекое прошлое. Вы довольно рано стали получать большие деньги, судя по тому, что пишут – что каждый из музыкантов вашей группы черным налом иногда получал 1000-1500 рублей, что примерно зарабатывали некоторые люди в год тогда, в советские времена. Я хочу спросить: Вы рано привыкли к такой финансовой комфортности. И для Вас деньги – это важная штука?

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, все было не совсем так, на самом деле. На протяжении первых 10 лет существования группы все деньги, которые мы зарабатывали, клались в коробочку, и потом на это покупались инструменты, улучшалась аппаратура. Мы не позволяли себе взять оттуда ни копейки, так что я себя с рублем в кармане помню постоянно. Это было святое. Благодаря этому, мы звучали лучше других, у нас была аппаратура, мы могли играть и репетировать. Потом когда мы попали в Росконцерт при том, что мы получали 10 или 20 рублей за концерт, и у нас было 18 концертов в месяц – в общем, это получались довольно приличные деньги.

В.ПОЗНЕР: Но это были "левые" деньги. Черный нал это был?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет, это абсолютно были "правые".

В.ПОЗНЕР: Ну а как? Если Вы получали за концерт 10 рублей, и даже если давали 18 концертов, так это 180 рублей.

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, обычно Дворец спорта – это 20 рублей, 20 на 18 – это уже нормально, это уже почти 400. Это было довольно много.

В.ПОЗНЕР: Да, правда.

А.МАКАРЕВИЧ: Я уже мог родителям какие-то подарки даже привозить, еще нам иногда открывали какие-то базы как дорогим артистам, значит, можно было купить заграничный пиджак.

В.ПОЗНЕР: Но, в самом деле, деньги в Вашей жизни, в Вашей психике, занимают большое место?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет.

В.ПОЗНЕР: Вы, например, человек прижимистый? Что Вы скажете на это? Тоже можете сказать "Не ваше дело"…

А.МАКАРЕВИЧ: Я думаю, что нет. Или, может быть, я даже парадоксально прижимистый. Мне может быть жалко 50 рублей на какую-нибудь ерунду, но для какого-то дела мне не жалко будет 100 тысяч. Психологически другое отношение просто.

В.ПОЗНЕР: Опять из прошлого. 11 апреля 1982 год, газета "Комсомольская правда", статья "Рагу из синей птицы", которая содержала письмо культурной интеллигенции с резкой критикой "Машины времени". Цитирую: "Недаром специалисты с огорчением замечают здесь отголоски, а то и прямые заимствования из практики отгремевших зарубежных рок-групп. Нам же хотелось – и мы не считаем это желание личной прихотью – чтобы советские ансамбли работали с поправкой на наше, советское время. Мы говорим о позиции ансамбля, каждый вечер делающего тысячам зрителей опасные инъекции весьма сомнительных идей". Помните наизусть?

А.МАКАРЕВИЧ: Я помню наизусть, конечно.

В.ПОЗНЕР: Мощная была вещь.

А.МАКАРЕВИЧ: Да.

В.ПОЗНЕР: А вот когда сегодня мы ругаем того или иного певца, это не похоже немножко?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет. Во-первых, все очень изменилось. В те годы статья в центральном печатном органе – это было руководством к действию.

В.ПОЗНЕР: А Вы, кстати, помните, кто это написал?

А.МАКАРЕВИЧ: Конечно. Товарищ Кривомазов такой.

В.ПОЗНЕР: Один?

А.МАКАРЕВИЧ: Один, конечно.

В.ПОЗНЕР: А там же письмо-то было многих.

А.МАКАРЕВИЧ: Значит, он написал. Астафьев подписал, не глядя, насколько мне известно, о чем впоследствии сожалел. Масса людей мелких не подписывали вообще – их туда просто впечатали и все. Селезнев получил задание – он тогда был главным редактором, быстро отреагировал. Сейчас можно писать все, что угодно – и это никоим образом не отразится на твоем завтрашнем дне.

В.ПОЗНЕР: Принципиальная разница?

А.МАКАРЕВИЧ: Конечно.

В.ПОЗНЕР: КГБ сильно донимал в жизни?

А.МАКАРЕВИЧ: На протяжении пары лет довольно сильно, 1977-1978 год, еще и 1979.

В.ПОЗНЕР: Вербовали? Ну, чтобы, стучал, нет?

А.МАКАРЕВИЧ: Постоянно прослушивался телефон. И было противно не то, что он прослушивается, а то, что когда человек оттуда отходил, телефон просто переставал работать. А он пошел покурить или пописать… А я жду звонка. А звонки не проходят.

В.ПОЗНЕР: А, потому что его нет, и он не будет прослушивать?

А.МАКАРЕВИЧ: Да. А вот он взял эту штучку – и опять все заработало. Вот эти вещи очень раздражали.

В.ПОЗНЕР: Но личные контакты были?

А.МАКАРЕВИЧ: Были пару раз. Один раз в Росконцерте, один раз товарищ меня перед, по-моему, первым выездом заграницу - так, прощупывали. Но ничем это не кончилось.

В.ПОЗНЕР: Ну, и слава Богу. К телевидению у Вас отношение, Андрей Вадимович, плохое. Вот послушайте, Вы говорите: "Телевизионщики ведь сами не смотрят свои каналы. Они считают, что народ тупой, и его можно кормить тупыми передачами. Вот поэтому народ таким и становится. Ведь если все время есть сено, можно превратиться в корову". Еще: "Иметь дома телевизор сейчас для многих нормальных людей считается дурным тоном". И еще: "В последние годы то, что интересно мне, не интересно телевидению, которое ориентируется на массового зрителя. А то, что нужно им, не интересно мне. Поэтому мы как-то разъезжаемся в разные стороны". Ну, во-первых, вы же тоже ориентированы на массовую аудиторию – если стадион можно собрать, то Вы его соберете.

А.МАКАРЕВИЧ: Вот это поразительное дело. Стадион мы соберем, но, скажем, добиться того, чтобы новая песня сейчас прозвучала по радио или по телевизору практически невозможно.

В.ПОЗНЕР: Но почему?

А.МАКАРЕВИЧ: Потому что они считают, что они лучшезнают, что интересно тем, кто слушает. Вот они поставят песню, которой 25 лет. Спорить бессмысленно, бесполезно. Я не понимаю, почему каждый будний день можно переключать 12 каналов, и по всем идут примерно одинаковые жуткие сериалы про ментов и бандитов с одними и теми же артистами и с одним и тем же качеством изготовления.

В.ПОЗНЕР: Качество-то неплохое, вообще говоря.

А.МАКАРЕВИЧ: Разное бывает. Сейчас уже разное. Но почему же по всем каналам и в одно и то же время? А что-нибудь другое можно? Это каждый день происходит, и вот сидят люди и смотрят это.

В.ПОЗНЕР: Есть другая сторона – я имею в виду то, что говорят, или то, о чем не говорят - свобода слова. Вы говорите, что ее отсутствие – а Вы говорили, что ее маловато… Во-первых, Вы обвиняете внутреннего редактора, причем у каждого. "Потому что так спокойнее, так удобнее, так хорошо впереди паровоза бежать. Все это происходит везде, и я очень боюсь, что устройство нашего среднестатистического человека, начиная с Ивана Грозного, а раньше мы просто не знаем, очень мало изменилось". Предполагаете, что то, что на телевидении нет той свободы слова, о которой, может быть, кое-кто мечтает, – это связано свнутренним цензором и только?

А.МАКАРЕВИЧ: Отчасти с внутренним, отчасти с руководством. Руководство каждого канала само решает те рамки дозволенности, которые они видят. Я не думаю, что они все отчитываются перед нашим правительством за эти каждодневные решения. Нет, это на их совести.

В.ПОЗНЕР: А Вы не думаете, что, возможно, появляется что-то на экране, в результате чего они получают недовольные телефонные звонки. Такое возможно?

А.МАКАРЕВИЧ: Возможно. Но ничего страшного в этом не вижу. Это нормально, так и должно быть, по идее, если мы говорим о свободе слова.

В.ПОЗНЕР: Еще Вы как-то сказали, что "музыкант должен быть музыкантом, а художник художником. И желательно, чтобы он не был голодным, потому что тогда он будет думать не о музыке, а о жратве и как бы себя продать. Это все с 1917 года успокоиться не можем". Разве так? Ведь мы знаем, что часто пресс так или иначе, политический, бедность, трудности дают колоссальный художественный результат. А сытость – я не в плохом смысле – не всегда.

А.МАКАРЕВИЧ: Нет, я так не думаю. Эта цитата- мой ответ на упрек в буржуазности. То есть, вот, раньше "Машина времени" была голодная и злая, а теперь они такие буржуазные, и вроде как успокоились.

В.ПОЗНЕР: Не так?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет. Если у нас стали лучше машины, и мы лучше живем, я считаю, что это нормально. Мы 40 лет занимаемся делом, которое не только нам интересно. Самое поразительное, что, если, скажем, взять нашу последнюю пластинку и пластинку 20-летней давности, посмотреть, какая из них более социальная и более злая, то перевес будет в сторону последней. Но глаза у всех все равно замылены: "Да нет, они буржуазные".

В.ПОЗНЕР: Сейчас мы перейдем к Марселю Прусту, но все-таки я хотел бы повторить Ваши слова: "У меня нет, честно вам скажу, больших надежд на светлое будущее". И еще: "Считаю, что люди землю погубят в ближайшее время". Правда, так считаете?

А.МАКАРЕВИЧ: Мало того, что я так считаю, я могу привести большое количество фактов, которые просто напрямую об этом говорят.

В.ПОЗНЕР: Например?

А.МАКАРЕВИЧ: 100 тысяч акул ежедневно убивают китайцы для того, чтобы использовать. 30 миллионов в год. Значит, акул осталось, я думаю, лет на 5. Потом они исчезнут вообще. Экология просто чудовищная.

В.ПОЗНЕР: Зритель, вероятно, не знает, что акулы выполняют чрезвычайно полезную функцию.

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, да. Они думают, что это такие, которые людей едят. На самом деле, это совсем не так. Разливается нефть, портится воздух, истребляется рыба чудовищным образом, истребляется все живое – звери, птицы дохнут. Мы были последними, кто здесь остался – мы без них не проживем. Потому что это единая система, это единый живой организм. Индейцы считали, что земля – это, вообще, один живой организм. Они были абсолютно правы. Мы сейчас как размножившиеся вши, которые собаку замучили до полусмерти. И я не вижу из этого выхода. Можно сколько угодно собираться Организациями объединенных наций и прочими. Ну, результата-то нет.

В.ПОЗНЕР: Марсель Пруст хотел бы с Вами поговорить. Если бы Вы могли изменить в себе что-нибудь одно, что бы Вы изменили?

А.МАКАРЕВИЧ: Мы говорим сейчас о сбыточных или несбыточных вещах?

В.ПОЗНЕР: Любых.

А.МАКАРЕВИЧ: Ну, наверное, сбыточных. Я бы хотел быть поспокойнее. Я унаследовал от мамы ужасное беспокойство по поводам, которые, в общем, этого не заслуживают.

В.ПОЗНЕР: В каких случаях Вы лжете?

А.МАКАРЕВИЧ: Я вообще не лгу.

В.ПОЗНЕР: Какую черту Вы более всего не любите в себе?

А.МАКАРЕВИЧ: Я невероятно увлекаюсь новыми людьми, и лишен способности объективно на них посмотреть с первого взгляда. Мне человек или слишком нравится, или слишком не нравится.

В.ПОЗНЕР: А в других людях какую черту Вы менее всего принимаете?

А.МАКАРЕВИЧ: Я очень не люблю хамство и очень не люблю отсутствие чувства юмора. Но это вещи, вообще, связанные обычно.

В.ПОЗНЕР: Скажите, Вам доставляет удовольствие материться?

А.МАКАРЕВИЧ: В определенных обстоятельствах.

В.ПОЗНЕР: Есть ли слово, которое Вы сами слишком часто употребляете, на Ваш взгляд?

А.МАКАРЕВИЧ: Думаю, что нет. Как правило, это слова-паразиты.

В.ПОЗНЕР: Вы поймали золотую рыбку - три желания. Ну-ка быстро?

А.МАКАРЕВИЧ: Чтобы человечество перестало уничтожать само себя и мир, в котором оно живет. Первое. Второе: чтобы мои родные и близкие, ну и, пожалуй, я в том числе, не страдали ни от каких тяжелых и длинных болезней. А вот третье я еще не придумал.

В.ПОЗНЕР: Хорошо. Как бы Вы хотели умереть?

А.МАКАРЕВИЧ: Быстро.

В.ПОЗНЕР: Боитесь смерти?

А.МАКАРЕВИЧ: Нет.

В.ПОЗНЕР: Оказавшись перед Богом, что Вы ему скажете?

А.МАКАРЕВИЧ: Надо сначала дождаться, спросит ли он у меня что-нибудь.

В.ПОЗНЕР: Это был Андрей Макаревич.

Ведущий: Владимир Познер
- 20 апреля 2009 года.